Женщина отвечает: «Мужчина, который не боится рисковать, мне нравится. Рискуем! Вперед! Пока модератор курит или в туалет пошел». И глаз теперь она не сводит с этого пустого квадрата.
И вдруг… наконец… появляется в квадрате фотография, но там сплошная темень непролазная… Черный квадрат.
«Ну что, понравился?» – спрашивает нетерпеливо мужчина.
«Кто?» – ошарашенно уточняет женщина.
«Он», – отвечает мужчина.
«Там никого нет… простите…»
И тут квадрат опять становится болванкой с контуром человека. То есть модератор покурил уже и вернулся на рабочее место, надо полагать.
«Как это никого?! Давайте я еще раз попробую, только вы наденьте очки и все быстро разглядите».
Женщина надела очки и не мигает. Ждет. А сама думает: «Не может же так часто модератор ходить курить… Вдруг не пропустит фото опять…»
Но пропустил. Опять на минуту. А женщина уже в очках и припала просто лицом к фотографии, пока модератор в отключке. И увидела!
Среди полной темноты увидела бледный палец, как кисту обнаруживают на рентгеновском снимке. Что-то в виде пальца.
«Простите, а где лицо? Я там только палец разглядела…»
«Это не палец! Вы совсем, что ли, девочка? Палец… Не палец это!»
«А что же?» – заплакала женщина.
«Это Он», – отвечает железнодорожник.
Женщина похолодела. Все поняла.
«А… простите… где все остальное? Мне ОН не так важен, мне уже много лет… А все остальное где?»
Мужчина долго молчал, а потом пишет: «Вы внимательно читали мои письма? Видели там про железную дорогу? Так вот, я попал под поезд много лет назад. И мне все отрезало. Остался только палец. То есть не палец».
Дама быстро выскочила с сайта, и захотелось ей тоже пойти в сторону шпал.
Но поскольку она была не Анна Каренина, а я не Лев Толстой, то она не пошла.
Гейша
Одна моя знакомая, как только приходила домой, тут же, раньше обуви, снимала зубные протезы.
Прямо у порога, слева на полочке, стояла симпатичная круглая коробочка, куда она эти зубы тут же прятала до гостей или завтрашней работы.
То есть в прямом смысле клала зубы на полку.
Зачем мне эти пуговицы во рту таскать, говорила она. Ужас.
И вдруг однажды подходит к коробочке, чтобы надеть зубы, так как скоро гости должны прийти, день рождения, а коробочка пуста. Эх, пустым-пуста ее коробочка.
У знакомой началась паника и почти безумие какое-то в голове.
Она стала носиться по всей квартире, перевернула все вазы, банки для круп, полки в бельевом шкафу, наволочки и кастрюли – нет зубов. Нет проклятых пуговиц. Села на стул и заплакала.
И тут звонят гости, то один, то другой, а она берет трубку, плачет тихо, чтобы не слышали, и молчит. Зубов-то нет, как разговаривать?
Те в трубку – алло! алло! А она молча отключается и опять плачет. Даже сказать не может, чтобы не приходили, нечем.
Гости же, как назло, даже раньше стали приходить, с тортами и цветами, а она только головой кивает, как гейша, и семенит. То цветы в вазу поставит, то торт разрежет, просто не в себе, и никто ничего не понимает. Все переглядываются тревожно. В квартире к тому же все перевернуто.
Тогда одна самая энергичная гостья берет хозяйку под руку крепко, чтобы не вырвалась, как санитары-амбалы психов скручивают, и уводит в ванную.
– Что случилось? – кричит она шепотом. – Что с тобой?
Женщина моя знакомая тогда упала беззубой головой ей на плечо и зарыдала. И стала все рассказывать.
А энергичная гостья слушает и вдруг светлеет лицом и улыбается, как Любовь Орлова в финале «Цирка». Светло и облегченно. С верой в будущее.
– Так вот же твои пуговицы, – говорит она несчастной. – Во рту у тебя! – И повернула ее энергично лицом к зеркалу. – Смотри!
И правда. Все они оказались на месте, все тридцать два зуба. Или сколько их там должно быть, я все время зубы путаю с буквами в алфавите. И тогда моя знакомая поняла, что не было минуты в ее жизни счастливее, и вышла к гостям с широкой улыбкой и красивыми зубами.
Уже не семенила и не кивала, как гейша. А была опять спокойна и полна любви к людям.
Я тебя помню
В четвертом классе я сидела за одной партой с Витей Членовым. Это был добрейшей души пацан, высокий и крупный. Тогда он еще не понимал, почему все прыщавые старшеклассники ржут при виде его и называют членом. Тогда и я не знала, что такое член, не только Витя. И никто в нашем классе тоже. Мы не понимали, почему старшие смеются. А он очень страдал, я это видела.
Математичка Валентина с лицом благочестивой Марты и большим животом, который она все время поглаживала сверху вниз непонятно зачем, поставила Витьке двойку в четверти. Витька заплакал, это было последней каплей после всех дразнилок. Я написала записку: «Эта Валентина сволочь, не плачь!». И подвинула тихонько ему, не сводя глаз с живота Валентины.