Что охотится в тени

– Они знали, кто я. Или, скорее, кем я могу оказаться, – сказала она, понизив голос, когда наклонила голову вперед.

Накануне вечером она заплела мне косы у костра, и от ее пальцев, скользивших у меня по голове, я погружалась в странное умиротворение. Я была рада этому ощущению, особенно после того, что произошло на горячем источнике. После того как меня попытались утопить, мне тоже больше не хотелось видеть других меченых, потому что знала: я убью их с такой же вероятностью, с какой мне хотелось бы понять эту ненависть.

Странное это было чувство. Странное и тяжелое. Всего несколько недель назад я бы возненавидела и женщину, в которую превратилась, и решения, которые принимала. Сколько из этих решений было принято по моей доброй воле, когда связь, возможно, подавляла мое свободомыслие и заставляла меня сомневаться во всем, во что я верила?

– Они плохо с тобой обращались? – спросила я, пытаясь не обращать внимания на горячий взгляд своей половины, который, я чувствовала это, буквально прожигал мне спину. Ему не понравилось, когда я попросила разрешения немного пройтись рядом с Фэллон и Имельдой, но и вопросов он задавать не стал.

Пока я училась принимать любовь, которая эхом отзывалась между нами независимо от обстоятельств, ему надо было научиться разрешать мне взаимодействовать с другими, формировать другие отношения и связи, которыми я могла бы дорожить. Мои отношения с Имельдой и Фэллон как раз и были той самой новой связью, и эта нить судьбы все равно, танцуя, вилась между мной и Фэллон.

У меня создалось впечатление, что она ее не видит, ведь эта связь не горела так ярко, как связь между Калдрисом и мной, но тем не менее она была, проявившись в тот самый момент, когда Имельда обнажила полумесяц, выжженный у меня на ладони.

– Не могу сказать, что плохо, – ответила Фэллон, пожимая плечами. – Некоторые были очень добры, но другие изо всех сил старались держаться на расстоянии. Поэтому я проводила время в основном со своей семьей и Имельдой.

– Жаль, что было невозможно научить ее направлять любую магию, которой она могла бы обладать, если бы не было Завесы. Учитывая, сколько времени она провела, бегая за мной хвостиком в детстве, могла бы уже быть экспертом по колдовству или в какой-нибудь другой области, – сказала Имельда, толкнув Фэллон в бок бедром.

Девушка, которая выглядела как человек, улыбнулась и с любовью взяла ведьму за руку.

Связь между ними была как у родственников, такой узнаваемой и так похожей на ту, что была у меня с Бранном, что сердце у меня в груди часто забилось. Теперь я знала, что он был ведьмаком и был назначен опекуном, чтобы присматривать за Фэллон и мною. Поэтому их отношения с Имельдой были очень похожи на наши отношения с Бранном, больше, чем могло показаться на первый взгляд.

– С тобой все в порядке? – спросила Фэллон, отпуская руку Имельды и сжимая мне пальцы.

Я кивнула, сглатывая обжигающие горло слезы, пытаясь подавить всплеск эмоций. Если Калдрис почувствует это через связь, он поднимет меня и снова посадит на своего коня, хочется мне этого или нет.

– Мне трудно смириться с тем, что я узнала о Бранне, о том, кем он был, и со всем, что он сделал. Я просто не понимаю, как мальчику, с которым я выросла, могло быть много веков, и что его убили за то, что он увел меня из Сопротивления. Почему? Зачем? Как такое вообще возможно?

– Все возможно, если владеть магией. А у Бранна магия была такой силы, о которой я и мечтать не могла. И она поглотила бы все, что у него было, но он мог бы поддерживать иллюзию – что-то вроде колдовской формы чар фейри, – если бы принял такое решение. Что касается почему и зачем, тут все более или менее понятно. Все знали, что Завеса рано или поздно падет, – призналась Имельда, глядя на меня поверх макушки Фэллон.

Фэллон была примерно такого же роста, что и я, волосы у нее отливали таким же голубым оттенком, как мои. Вот только у меня кожа была бронзового оттенка и темнее, а у нее безупречно светлой – совершенно не тронутой солнцем.

В другой жизни мы могли бы и вправду быть сестрами, носившими одну и ту же метку в виде полумесяца, которая связывала нас на протяжении жизней магической связью. Связью, которую я не просто чувствовала, но и видела, как она мерцает на солнце.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Фэллон, нахмурив брови.

Она отвернулась от меня и посмотрела на Имельду. Ко мне подошел Фенрир, прижался к плечу и уткнулся мокрым носом в шею, и я нетерпеливо потрепала его по макушке.

– Всех подробностей я не знаю. Наверное, я могла бы опекать вас в отсутствие старейшин, но меня никогда не назначали опекуном. Все, что я знаю, – это то, что Завеса должна была пасть, когда одна из вас, первая, вступит в свою тринадцатую жизнь. Но когда тебя забрал Брандер, я потеряла тебя из виду и не смогла считать твои жизни. У Фэллон сейчас только двенадцатая жизнь, – объяснила Имельда.

– Удивительно, что она на целую жизнь младше меня, – сказала я, почесывая кончик носа.