– И он у тебя будет. Всегда, – ответил Калдрис, скользя рукой по моему затылку.
Он прижал меня к своей груди, положив подбородок на мою макушку.
– А как насчет тебя? Что, если Маб снова будет принуждать тебя делать это? Чтобы сделать мне больно? – спросила я, и меня охватил ужас.
Если я окажусь ее дочерью, еще неизвестно, что она сделает со мной. Если она так относилась к своим детям…
– Даже у ее магии есть предел. Она не способна бросить вызов парной связи. Если бы она попыталась заставить меня ответить кому-то после твоего рождения, у нее бы не получилось, и тогда она бы узнала, что ты существуешь. Сейчас она не может заставить меня быть с кем-то, – сказал он, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. – Но есть причина, по которой она о тебе не знает и не узнает, пока я не стану достаточно силен, чтобы сразиться с ней. Вот почему она никогда не сможет заполучить тебя в свои лапы. Она не сможет заставить тебя прикоснуться к кому-то, как делала это со мной, но все равно сможет использовать твое тело, чтобы наказать меня. Понимаешь, о чем я говорю?
– Она может содрать с меня кожу и оставить одни кости, – сказала я, кивнув головой.
– Она может позволить своим самцам изнасиловать тебя, чтобы наказать меня за то, что я хранил тебя в тайне все эти годы. Я знал, что у меня есть половина, и всегда скрывал это от нее. Я защищал тебя, и за это она будет так ненавидеть, как ты себе даже представить не можешь.
– Даже если я окажусь ее дочерью? – спросила я, глядя на Фэллон.
Мы обменялись с ней встревоженными взглядами, и связь загудела, вибрируя между нами. Одна из нас точно была ее дочерью, но кто?
– Маб размножается только для собственной выгоды. Это не имеет абсолютно никакого отношения к какой бы то ни было любви, которую она могла бы питать к своему ребенку, – сказал он, отстраняясь, чтобы перевести взгляд с меня на Фэллон. – Кто бы из вас ни был ее дочерью, вы так или иначе будете служить ее целям.
32
– Если у всякой магии есть цена, каким образом ее платят ведьмы? – спросила я, отказываясь поднимать руки, чтобы поиграть с зимней бурей, созданной Калдрисом и кружащей у него на ладонях.
Он вздохнул, склонив голову набок, и щелкнул пальцами. Буря растворилась в воздухе, и я поняла, насколько потеряла чувствительность к виду таких демонстраций. То, что казалось мне невозможным всего несколько недель назад, теперь стало обыденным и почти не впечатляло по сравнению с той великой магией, которую, как я видела, он иногда творил.
– Они используют природу вокруг себя, особенно стихию или физическое тело того самого существа, из которого черпают силу. В случае с Имельдой днем ее сила очень ограниченна, потому что извлечь магию из чего-то, что ты не видишь, гораздо труднее. Но ночью она довольно легко получает магию.
– Но какова плата за это? – снова спросила я.
Она привязала нас с Фэллон друг к другу клятвой крови, и эта магия стоила очень дорого. Мы поклялись соблюдать ее, иначе нам придется столкнуться с последствиями предательства.
– Вся магия конечна. Если бы Лунные Ведьмы просто брали, брали и брали магию у Луны, не отдавая ничего взамен, сила внутри нее в конце концов бы ослабла. Если они ничего не будут давать взамен – платить цену, то та самая магия, на которую они полагаются, в конце концов истощится, а они этого не хотят, – объяснил он, шагая рядом со мной.
Я следила за ним краем глаза, и что-то в его расслабленной позе и легкой ухмылке заставило волоски у меня на руках подняться дыбом.
– И что же они отдают? – спросила я.
Я не видела, чтобы Имельда что-то отдавала в те редкие моменты, когда бормотала заклинание. Она делала это нечасто, используя свою магию экономно и только тогда, когда это было необходимо. Она спокойно отправилась в путешествие с Дикой Охотой, а это значит, что большинство ее потребностей были удовлетворены, даже если ей и хотелось пронзить сердце Охотника кинжалом каждый раз, когда он не так смотрел на нее.
– Зависит от заклинания. Насколько я понимаю, магия ведьм больше похожа на сделки по обмену. Жизнь за жизнь, око за око. И
– Когда она показала метку на моей руке, чем ей пришлось пожертвовать? – спросила я.
– Ей – ничем. За это заплатила ты, – сказал Калдрис, взглянув на ожог у меня на руке.
Я вспомнила жгучую боль и то, как мне хотелось заплакать, когда я видела свою шипящую плоть. Я кивнула и провела пальцами по метке.
У фейри цена была другой: истощение и риск чрезмерного использования магии в ткани вселенной. Мне даже думать не хотелось о том, что произойдет, если я извлеку слишком много энергии до того, как буду готова.