Что охотится в тени

– Цена за нарушение вашей клятвы – смерть, – сказала Имельда, выдержав его взгляд, чтобы потом на короткое время повернуться к каждой из нас. – Но пока у вас будет намерение соблюдать клятву крови, магия не потребует такой платы.

– Вопросы жизни и смерти редко бывают черно-белыми. Иногда они требуют жесткого выбора и исключений из подобных обещаний. Твоя магия не признает обстоятельств, Имельда, – сказал он, обратив на меня полный ярости взгляд. – Что, если она – дочь Маб? Ты только что подвергла себя риску из-за какой-то ерунды.

– Защищать друга – это не ерунда, – сказала я, вызывающе вздернув подбородок, и выдернула руку из его хватки. – Если ты действительно так считаешь, то мне жаль тебя, жаль жизни, которые ты прожил, если так охотно можешь пожертвовать тем, кого любишь, ради собственного спасения.

– Я не жертвую, – сказал он, понизив тон. – Но я бы пожертвовал всеми, кого когда-либо встречал в этих жизнях, чтобы спасти тебя. То, что ты сделала, это глупый и напрасный риск.

– А что, если это я – дочь Маб? Ведь мы все считаем, что такое возможно, разве нет? – спросила я, с вызовом глядя на него. – Если я – дочь Маб, думаю, мне было бы полезно иметь как можно больше союзников вне ее влияния. Кем бы ни была Фэллон, возможно, она призвана помочь мне справиться с последствиями, если Маб вдруг окажется моей матерью.

– Она не твоя мать, – прорычал он, и от ярости, прозвучавшей в его голосе, у меня перехватило дыхание. – Никогда больше так не говори.

– Откуда ты можешь это знать? Даже ты стал держаться от меня на расстоянии, когда я начала проявлять признаки ее силы. Ты не хуже других знаешь, что сходство неоспоримо, Кэлум, – сказала я тихо и умолкла.

Выражение муки у него на лице означало прямой отказ принять то, кем я была.

Он не мог этого вынести.

– Я бы знал, если бы в твоих венах текла кровь этой суки. Я бы это почувствовал. Слишком хорошо я знаком со всеми особенностями моей чертовой мачехи, поэтому я бы сразу же узнал, что за чувства внутри у ее дочери, – сказал он, и жестокое выражение его лица заставило меня отступить на шаг назад.

К горлу подступила желчь – горячая, обжигающая.

Она прожигала себе путь вверх, в горло, в рот, пока я сопротивлялась желанию сложиться пополам и извергнуть ее из себя. Он…

О боги.

Имельда наклонила голову вниз, черты лица у нее исказились в гримасе, поскольку она отказывалась встречаться со мной взглядом. Ужас осознания захлестнул меня с головы до ног, когда я увидела, как зажмурился Калдрис. Когда он открыл глаза, в них горело сожаление.

Он сделал шаг ко мне и поморщился, когда я отступила назад, чтобы избежать его.

– Я не это имел в виду, – мягко сказал он. – У меня никогда не было секса с Маб.

– Тогда что именно ты имел в виду? – спросила я, позволяя Фэллон встать рядом со мной.

Она обвила меня руками, прижалась головой к плечу, стараясь хоть немного утешить и смягчить боль, пронизывающую мое тело. Мысль о том, что он мог быть близок с моей матерью, была оглушающей – настолько, что могла легко сломить.

А что еще он мог иметь в виду?

– Я имел в виду тебя. Я знаю, что ты чувствуешь внутри, знаю твои эмоции, знаю твою душу, детка. И знаю ее. Из-за этой прóклятой связи с ней я и ощущаю внутри себя полную путаницу и хаос. Ты совсем не похожа на нее, Эстрелла, слышишь? Ты хорошая, и добрая, и чертовски упрямая, но ты готова перевернуть мир ради тех, кого любишь. Она не способна заботиться ни о ком, кроме себя, – сказал он, и я вздохнула с облегчением.

– Значит, ты никогда не прикасался к Маб и никогда не спал с ней? – спросила я, желая получить прямой ответ на прямой вопрос.

Секс иногда бывает больше, чем просто секс. Мне не хотелось снова становиться жертвой очередной игры слов фейри.

– Напрямую нет, – сказал он.

Он вздохнул, когда я дернулась назад, склонив голову вниз.

– У нее были друзья, которые хотели завести со мной интрижку. Они относятся ко всем ее детям как к своим личным игрушкам. Такой у нее путь, такая жизнь.

– Но ты говорил, что веками хранил целомудрие… – сказала я, и мой голос, дрогнув, затих.

О таком обмане мне вряд ли удастся забыть. Если только он не был сексуальной игрушкой в чужих руках, не желая этого.

Изнасилование сексом не считалось.

Сердце у меня разбилось. Он почувствовал это, склонив голову набок.

– Она использовала свое влияние, чтобы заставить нас участвовать в таких играх, но мы редко были к этому готовы. Я перестал реагировать столетия назад. Они перестали получать удовольствие и в конце концов оставили меня в покое, как только удовлетворили свои потребности. Вот что я имел в виду, когда говорил, что никого не касался. Пожалуйста, поверь мне, – умолял он, делая еще один шаг ко мне.

По щеке у меня скатилась первая теплая слеза, и, когда он протянул руку, чтобы вытереть ее, я не отстранилась.

– Ты всегда хотел, чтобы у меня был выбор, – сказала я, осознав, что связала все факты воедино.

Поняла, что он делал это не по доброй воле, а потому что они заставляли его прикасаться к людям, которых он не хотел, и он знал, как глубока эта боль.