Что охотится в тени

Это она сейчас контролировала мои движения, когда я отпустила его горло, ухватившись за кончик нити там, где она туго крепилась к его телу. Держа в руках оба конца нити, я дергала ее то в одну, то в другую сторону, пока не почувствовала тот самый момент, когда нити оборвались, рассекая его душу надвое. Разорванные нити начали падать, а когда упали на снег, исходивший от них золотистый свет превратился в серый.

На лице Дженсена отразилось потрясение, когда он посмотрел себе под ноги. Они таяли, исчезали из виду, их подхватил ветер, дувший с поляны в лесу. Постепенно ветер унес все, что оставалось от его сущности, развеяв останки по земле.

Последним исчезло его изуродованное лицо. А я уставилась на Калдриса, который стоял по другую сторону того, что теперь превратилось в пустое пространство между нами. Он посмотрел на серые нити на земле, шагнул вперед и поднял одну из них, тонкую, длинную.

– Нити, – сказал он, и я поняла, что он их видит.

Он видел серые разрушенные нити, которые связывали Дженсена с этим миром.

– Где он? Куда ты его отправила?

– Это неважно. Важно, что здесь его больше нет, – ответила я, глядя на свою половину, которая смотрела на меня так, словно я была и монстром, и спасителем одновременно, а он был не в состоянии самостоятельно отличить одного от другого.

По правде говоря, я тоже не могла.

42

Окружающий нас лес стал знакомым. Я уже узнавала те самые тропинки, по которым все время бродила, пока жила в этой деревне. Все эти годы я гуляла по ночам в лесу, влекомая Завесой, к которой не должна была подходить слишком близко. Это они привели меня к Калдрису и к тому, что мы встретились в сарае той ночью, хотя я об этом даже не ведала. Судьба обернула вокруг нас свои золотые нити столетия назад.

Калдрис осторожно огляделся. Я представила, как он пытается увидеть лес моими глазами и почувствовать, как это – быть молодой девушкой, которую душит вся деревня и которую лорд Байрон хотел втиснуть в рамки, совсем ей не подходившие.

Никогда и ни за что я бы не стала хозяйкой поместья. Никогда и за что я больше не буду покорной соучастницей собственных страданий. Нет. Однажды я уже предпочла смерть этой судьбе.

Когда мое время закончится, я добровольно уйду в Пустоту, чтобы дождаться суда Отца и Матери. С высоко поднятой головой. Потому что буду знать: это был мой выбор, и будь что будет.

Калдрис крепко сомкнул руки вокруг меня, пока мы ехали по лесу с Дикой Охотой и армией мертвецов у нас за спиной. Я протянула руку, указывая на поляну, мимо которой мы проезжали. Снег на земле взметнулся маленьким вихрем, когда я потянулась, чтобы своими чувствами прикоснуться к тянущимся от него золотым нитям. От процессии отделилась Адельфия и положила руку на бревно, где мы все сидели в тот день, который теперь казался таким далеким.

– Здесь мы праздновали Самайн, – сказала я, обернувшись к Калдрису через плечо.

Адельфия отошла от бревна, подошла ко мне и полезла в сумку, висевшую у нее на плече. Она вытащила череп, и блестящая грязно-белая кость вспыхнула искрами солнечного света, проникающего сквозь кроны деревьев и отражающегося от снега.

Я наклонилась вниз, позволив своему партнеру крепко держать меня за бедра.

– Джонаб, – сказала я, чувствуя, как тело Калдриса замирает при упоминании имени бога Смены Времен Года.

Он был убит во время Первой войны фейри между Благим и Неблагим дворами, когда Маб сражалась против своего брата Рейгана.

Калдрис посмотрел на женщину, стоявшую рядом с лошадью, и перекинул поводья в одну руку, чтобы взять у меня череп. Он смотрел на него так, будто никогда раньше не видел черепа. Будто он был так же чужд богу Мертвых, как и богине Света.

– Этот череп веками передавался из поколения в поколение в моей семье, – сказала Адельфия, так внезапно переведя взгляд, что у меня перехватило дыхание.

Что-то мелькнуло у нее во взгляде, чего я раньше не замечала, что-то древнее и понимающее.

– Каждый год мы обязательно использовали его в ночь на Самайн, чтобы привлечь души фейри, которые оказались в ловушке человеческих сосудов, когда ведьмы возводили Завесу. Когда из туннелей было украдено дитя, группа наших предков отправилась на ее поиски, стремясь защитить на протяжении многих жизней до последней, когда должна была пасть Завеса.

– И когда должна была пасть Завеса? – спросила я, переводя взгляд на Имельду, которая наблюдала за разговором, и на ее лице отражалось понимание.

Я знала, что ей суждено пасть, что она – лишь временное явление. Так сказала Имельда, но все же…

– У меня осталось мало магии моих предков, и мне бы ее не хватило, чтобы разрушить Завесу. Магия моей матери была утеряна во времени, но, объединившись, мы смогли ослабить Завесу. Смогли влить остатки нашей магии в тебя, Эстрелла. Ты и твоя половина сделали все остальное, – сказала она с грустной улыбкой, оставляя череп в нашем распоряжении, пока я смотрела на него.

– Я коснулась Завесы, – прошептала я.

Слова исходили из самых глубоких уголков моего разума. Тот день был чистым хаосом, который погрузил мир во тьму.