Что осталось от меня — твое

Когда Юриэ Кагашима наконец вошла, я поднялась на ноги и улыбнулась. Однако, как ни старалась я заранее отрепетировать нашу встречу, первое впечатление оказалось сильнее, чем я ожидала: в этой женщине было нечто, вызвавшее у меня глухое раздражение. На щеках у нее играли ямочки, в волосах — ни единой нитки седины, блестящие иссиня-черные крашеные пряди уложены в искусную прическу, над которой явно поработал профессионал. Женщина протянула мне руку. Несмотря на узкую ладонь, рукопожатие вышло на удивление крепким.

Вокруг шеи у нее была повязана причудливым узлом леопардовая косынка, а на лацкане пиджака поблескивала крупная золотая брошь в виде птицы-феникса — теперь, когда госпожа Кагашима стала партнером в адвокатской конторе, она получила право одеваться ярче, чем рядовые сотрудники. Под мышкой у нее была зажата черная кожаная папка.

Немногие адвокаты по собственному желанию выбирают работу исключительно в сфере уголовного права. Обычно государство назначает защитников. Но и в этом случае адвокат не тратит много сил и времени на своего клиента. Прокуратура надежно обеспечивает результат — ежегодно девяносто девять и девять десятых процента тех, кто предстает перед судом, получают обвинительный приговор. Если виновный должен быть осужден, то по той же самой логике выходит, что осужденный почти наверняка виновен. Поэтому к адвокатам, защищающим уголовников, относятся с подозрением, мало платят, а зачастую и откровенно презирают. Однако, глядя на стоящую передо мной женщину, трудно было предположить, что ей живется несладко.

Она жестом пригласила меня сесть. Положив черную кожаную папку перед собой на стол, госпожа Кагашима отвинтила крышку на своей бутылке с чаем и подалась вперед, вглядываясь в меня.

— Итак, госпожа Мизугучи, — начала она, используя вымышленное имя, которым я назвалась, — чем могу помочь? Мой секретарь сказала, что вы хотели бы проконсультироваться по поводу развода? — Женщина улыбнулась. — Но вы, похоже, еще очень молоды.

— Я хотела поговорить о моей матери.

— А, понимаю. Вы здесь от ее имени?

— Да, — ответила я.

— Пожалуйста, я слушаю вас.

— Имя моей матери Рина… — Я сделала паузу, прежде чем назвать фамилию — фамилию ее мужа. — Рина Сато. Умерла в тысяча девятьсот девяносто четвертом году.

Юриэ Кагашима пристально смотрела на меня, добродушие медленно сползло с ее лица.

— На суде вы защищали ее убийцу, — продолжила я. — Каитаро Накамуру.

Она опустила глаза и уставилась на свои руки, лежавшие поверх кожаной папки. Обручальное кольцо надежно сидело у нее на пальце, словно вдавленное в плоть.

— Вы ведь понимаете, — произнесла она наконец, — я не могу говорить с вами о моих клиентах. Но вы помните тот случай? — спросила я. — И документы по делу все еще хранятся у вас?

— Я не вправе обсуждать это.

— Но они у вас есть, верно?

— Верно. — Кагашима подняла голову и взглянула мне прямо в лицо.

Нет, пожалуй, несмотря на первое впечатление, эта женщина все же заслуживает моего уважения.

— Скажите, вы все еще представляете интересы Каитаро Накамуры?

Несколько мгновений она молча изучала меня: волосы, гладко зачесанные назад и собранные в хвост на затылке, непослушная прядь над ухом, как обычно, норовит выползти из прически; тени, залегшие под глазами, тоже не укрылись от ее взгляда.

— Нет, я больше не являюсь его представителем, — ответила она.

Я поднесла к губам бутылку с чаем и сделала глоток.

— Недавно закончилась моя стажировка в Верховном суде Вако, — сказала я, глядя ей прямо в глаза. — У меня тоже есть диплом адвоката.

Она кивнула и откинулась на спинку стула, увеличивая дистанцию между нами.

— Я всегда хотела быть адвокатом, — продолжила я, — как мой дедушка.

Ее рука, лежащая на столе, дрогнула и сжалась в кулак.

— Вы знали его? Вы встречались с ним, так? Вы говорили с моим дедушкой!

Она на миг заколебалась и бросила быстрый взгляд в сторону двери.

— Госпожа Сато, я ничем не могу вам помочь.

— Вы были хорошим посредником между семьей жертвы и вашим клиентом? — не отступала я. — Вам удалось договориться о джидане? — Госпожа Кагашима старалась сохранять невозмутимый вид, однако заметно напряглась, когда я упомянула о деньгах: компенсации, которая может быть предложена семье пострадавшего в обмен на прощение или обращение в суде просьбой о смягчении наказания.

— Ваш дедушка отказался, — коротко бросила она.

— Принять деньги или написать обращение?

— И то и другое.

Я подалась вперед и уставилась на нее:

— Пожалуйста, я просто хочу знать, что произошло.

— Простите, я не могу вам помочь.

— Он убил ее? — спросила я.

Моя собеседница нахмурилась и посмотрела на свои руки, все еще лежавшие поверх папки, но пальцы теперь были крепко сцеплены. Адвоката ничуть не трогали мои эмоции. И меня это устраивало.

— Мне совершенно безразлично, что случилось с ним лично, — медленно произнесла я. — Его судьба давно определилась. Я не собираюсь каким-либо образом преследовать Каитаро Накамуру. Но я хочу знать, что он сделал с моей матерью… и со мной. Я хочу понять, почему много лет назад он вошел в мою жизнь.