Что осталось от меня — твое

Мой дедушка прекрасно разбирался в особенностях поведения этих юристов. Во-первых, они всего лишь люди, такие же, как и присяжные, только более предсказуемые. С головой погруженные в систему, ведущие сотни дел одновременно, судьи в основном полагаются на прокуроров. Роль судьи сводится к тому, чтобы председательствовать на процессе, выводить лжецов на чистую воду и выносить обвинительный приговор. А залы суда превращаются в места, где наказывают плохих людей. Это «правило триумвирата» действует в Японии и по сей день, обеспечивая согласованность в принятии решений. Дедушка понимал, как работает судебная машина, и давно знал, что механизм вынесения приговора схож с принципами шаблонного мышления. Чем чаще повторяется шаблон, тем большую ценность он приобретает. Судебная система развивается крайне медленно, из поколения в поколение оставаясь почти неизменной. Опытному прокурору ничего не стоит сформировать нужное мнение суда. Именно на это и рассчитывал мой дедушка.

В его письмах присутствовало и чувство сожаления. Он сожалел, что устроил брак моих родителей. И указывал, что при разводе заплатил отцу значительную сумму, чтобы он навсегда исчез из жизни моей мамы. Как выяснилось, сокрушался Еси, на эти деньги он купил не только свободу своей дочери.

Среди свидетельских показаний имелось и добровольное признание, написанное рукой Осамо Сато. Он сделал это по настоянию моего деда, а также чтобы избавить себя от публичного позора и необходимости выступать в суде. В своем признании отец подтверждает, что нанял Каитаро Накамуру, чтобы тот соблазнил его жену и обеспечил необходимые основания для развода. Отец описывает Каитаро как человека, действия которого трудно было контролировать, он с самого начала превысил свои полномочия, а в дальнейшем преследовал Сато и угрожал ему. Было ясно, что Каитаро положил глаз на состояние моей матери. Он утверждал, что любит Рину, но сам переехал к ней, чтобы жить за ее счет. При последней встрече с Накамурой тот подтвердил, что намерен и в дальнейшем обманывать Рину, не сообщая ей, каким образом состоялось их знакомство. Мой отец заявил, что хотел во всем сознаться жене, но сделка, заключенная с Каитаро, была слишком постыдной, и он не решался. И все же несколько раз он был близок к признанию, однако Накамура шантажировал его, обещая все рассказать семье Сато. Мой отец сделал попытку изобразить раскаяние: он заверял суд, что простить себе не может эгоизма и трусости. И в завершение Осамо Сато поделился выводом: если деятельность Каитаро и подобных ему людей окажется пресечена — смерть моей матери будет ненапрасной.

Суд назначил моему отцу штраф за его действия в отношении жены, но прокурор предпочел не выдвигать против него дальнейших обвинений. Более того, показания Сато не фигурировали в деле. Поэтому признание, подписанное Накамурой, стало главным доказательством вины подсудимого. А мой отец, который заварил всю эту кашу, вышел сухим из воды. Вот уж поистине — справедливость в глазах судящего.

В письмах Ёси Сарашимы не было и намека на то, как он сам относится к поступку бывшего зятя, но показания Сато дед использовал, чтобы добавить черных красок к портрету Каитаро. Отказ Накамуры давать показания сразу после задержания говорит о нем как о человеке, не уважающем правосудие, а также подтверждает полное отсутствие раскаяния. Дедушка заявил, что, медля с подписанием признания, Каитаро не только подверг тех, кому он причинил боль, еще большим страданиям, но и отдал их семью на растерзание желтой прессе. А тот факт, что позже он все же подписал документ, говорит скорее не о раскаянии, но об усталости человека, виновного в преступлении и смирившегося с неизбежным.

Если же признательные показания являются признаком «исправимости» преступника, который со временем может вновь стать полноценным членом общества, то Каитаро Накамура — в этом Ёси Сарашима был абсолютно уверен — не заслуживает ни капли снисхождения, поскольку исправление было и остается возможным лишь для тех, кто искренне раскаивается в совершенном преступлении. Таким образом, учитывая неспособность подсудимого прийти к раскаянию, мой дедушка выражал надежду, что наказание будет самым суровым, гарантирующим физическое уничтожение Каитаро Накамуры.

При этом дедушка прекрасно знал, что до приведения смертного приговора в исполнение иногда могут пройти годы. Случается, люди проводят в камерах целую вечность, ожидая, когда меч правосудия обрушится на их голову. А потом этот день настает, внезапно и буднично. И только после того, как человека не станет, близким сообщат о его смерти и пригласят забрать тело.

Эта процедура осталась неизменной, за исключением одной поправки: в наше время пересмотрено отношение к тем, кого называют исключенной стороной: введена система уведомления родственников жертвы, они получили право знать, что произошло с тем, кто отнял у них близкого человека. Теперь мне стало понятно, что означал звонок из пенитенциарной службы министерства юстиции в судьбе Каитаро Накамуры и в моей собственной.