Что осталось от меня — твое

Каитаро слегка подался вперед и произнес:

— Ты адвокат?

Странно: что в моем облике заставило его думать так? Но затем я вспомнила, что прихватила с собой папку с документами, на тот случай, если пришлось бы доказывать свое право на встречу с Каитаро Накамурой, и к ободку этой папки прикрепила новенький адвокатский значок. Сейчас эта папка лежала передо мной на столе. Я кивнула. Он снова медленно улыбнулся и произнес мечтательным тоном:

— Твоя мама тоже училась на юриста.

— Я недавно получила квалификацию.

— В Коллегии адвокатов Токио?

Я молча кивнула.

— Твой дед пытался добиться, чтобы меня казнили.

— Я знаю.

— Жалеешь, что ему не удалось?

Кровь бросилась мне в голову. Я разом вспомнила все, что пережила за последние дни. Конечно, были моменты, когда я желала ему смерти.

— Нет, Теперь уже нет.

— Винишь его? — спросил Каитаро.

Я подумала о Еси, который сидел сейчас дома в одиночестве, оплакивая крушение возведенной им постройки.

— Я могла бы поступить так же, — сказала я, имея в виду попытку деда отомстить убийце, а не его многолетнюю ложь, которой он кормил меня.

Каитаро кивнул, принимая мой ответ.

— Что предпримешь теперь?

— Срок давности по делу истек, — сказала я.

— Вы находчивые люди, это у вас семейное, — заметил Каитаро. Я едва не рассмеялась: он действительно неплохо знал нашу семью.

— А вы рады, Каитаро Накамура, что остались в живых? — спросила я, понизив голос. Охранник, сидевший у него за спиной, подался вперед, прислушиваясь, и приготовился записывать ответ заключенного.

Каитаро молчал, опустив глаза. О чем он думал? Может быть, вспоминал мою маму. Помнит ли он, даже столько лет спустя, как она расцветала в улыбке, когда какая-нибудь мимолетная радость приносила ей удовольствие? После долгой паузы он взглянул на меня.

— Я единственный, кто помнит ее, — медленно произнес он.

Ярость затопила меня волной, тяжелой и душной.

Я с ненавистью уставилась на этого худого и грустного человека.

— Вы единственный? — прошипела я. Но в пустой комнате мой злобный шепот прозвучал неожиданно громко. Я вплотную придвинулась к разделяющей нас перегородке, мое горячее дыхание мутным пятном расползлось по стеклу, просачиваясь сквозь крошечные дырочки на другую сторону.

Охранник быстро поднялся и положил руку на плечо заключенному, потому что Каитаро тоже подался мне навстречу и привстал со своего места. Ладонь, надавившая на плечо, заставила заключенного опуститься на стул. Охранник строго посмотрел на меня. Я откинулась назад и виновато кивнула.

Сердце выпрыгивало из в груди. Я сидела, уставившись на стол, и не могла принудить себя заговорить с Каитаро. Секунды бежали. Мы теряли время.

— Сумико.

Я взглянула на него, когда он произнес мое имя.

Каитаро коснулся пальцами стекла, закрывая просверленные в нем дырочки.

— Я не единственный, кто помнит ее, но никто не знал ее так, как я.

— Мой дедушка знал.

— Он говорит о ней? — спросил Каитаро и улыбнулся, когда я промолчала в ответ. — Если бы я умер, умерла бы и она, и все, чем она была для меня.

Я скривила губу, демонстрируя злость и презрение, но в то же время понимая, что он прав.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он, пока я собиралась с духом, чтобы продолжить разговор. Каитаро провел пятерней по коротко стриженным волосам, скорее белым, чем седым. — Мне ничего от тебя не нужно, Сумико Сарашима — Меня поразило, что он верно назвал мое полное ими. — Но я хочу, чтобы у тебя были мои воспоми нания. — И он замолчал. Я тоже хмуро молчала Пауза затягивалась.

— Я писал их для тебя, — снова заговорил он. — Одно письмо в месяц, по семь страниц каждое. — Против моей воли губы сами расползлись в горькой усмешке: тюремные правила распространяются даже на неотправленные письма. — Каждый месяц, — повторил он, наклоняясь к перегородке, — я писал письмо в надежде, что однажды ты прочтешь их.

— Вы убийца, — процедила я. — Мне следует сжечь их.

— Это правда, — согласился он. — И все же. Я сохранил кое-что из вещей, которые были в нашем с ней доме. — Я по-прежнему смотрела на Каитаро холодным взглядом, не желая давать ему ни капли пощады, но внутренне вздрогнула, услышав местоимение, которое он выбрал, заговорив о доме, где жил с моей матерью. — Их не очень много, — продолжил он. — Только то, что я собрал в тот вечер, когда она умерла. Адвокат использовала их в качестве доказательств. Твой дед был гарантом при заключении договора на аренду квартиры, — осторожно добавил Каитаро, — большую часть мебели и все наши вещи он уничтожил.

— Что именно у вас есть? — жестко спросила я.

— Фотографии, мы с твоей мамой на Хоккайдо. Я там вырос.

— А я выросла без нее. И этого ничто не исправит.

— Нет, — сказал он просто.