Следующие недели оказались богатыми на разговоры. Когда Света представилась, Андрей сразу припомнил самодельный павильон на выставке. В тот раз студенты с отделения живописи решили устроить нечто особенное. Совместными усилиями они переделали заброшенную оранжерею рядом со зданием галереи, придав ей сходство со старинной часовней, и сделали её пригодной для временного хранения картин. Они даже заменили стёкла на новые, украшенные витражными росписями. Идея витражей посетила именно Свету, она расписала примерно половину стёкол. В оранжерее вывесили работы горстки студентов, питавших особенное пристрастие к старому стилю 18–23 веков. Среди них Андрею запомнились несколько Светиных картины. Нравилось, как чёрные ветви в них ломаются на фоне серого неба, как сменяются изображения дождливых и залитых светом площадей, как храмы отражают лучи пестротой стеклянных розеток. Из конца в конец спешили прохожие, закутанные в плащи, позади их суматохи текли строгие жизни монастырей. Нарядные горожане подставляли свету бледные лица. Персонажи жанровых сцен глядели то с достоинством, то бесстыдно. Натюрморты с древними манускриптами увлекали картами звёздного неба, изображениями людей, из которых, как ветви в дереве, прорастали кровеносные сосуды и нервы. Тысячи красок соседствовали с кромешной чернотой, до предела напряжённой и сдержанной. Света рисовала так, будто её, закружившуюся, когда-то подняло над землёй выше самых высоких башен.
Они поступили в академию в один и тот же год. Занятия Света пропускала с завидной регулярностью. У неё была привычка пропадать на несколько дней, и никто не знал, куда. По её рассказам, ей нравилось бесцельно ходить по городу и впитывать его глазами. Она любила самые различные места, в том числе заброшенные и даже опасные, притом всегда возвращалась невредимой. Остальное время тратилось так же беспорядочно, если, конечно, не считать часы, проведённые за холстом. Слухи приписывали ей полную коллекцию пороков: вечера с реками алкоголя, вещества различного свойства, оргии и беспорядочные связи.
Поговаривали, что оставаться в Академии Светлане помогали деньги отца, её же эти сплетни лишь возмущали. Господин Герман Везорин любил дочь больше всего на свете и терпеливо сносил все её хулиганства, — не потому, что был ленив, а потому, что они с женой уже давно отчаялись что-либо ей запретить, — но в её учёбу не лез никогда, по крайней мере, она так утверждала. Оба раза в конце года она находилась на грани отчисления, и оба раза после показа работ её переводили на следующий курс. Часть картин она писала не в мастерской, а в своей комнате в общежитии, и занималась этим при самых разных обстоятельствах. Днём, посреди ночи, на рассвете — когда бы ни застало её «нужное настроение», Света садилась за холст и не отходила, пока не сделает всё возможное. Подчас она могла уйти к себе в самый разгар пьяных посиделок, доставала бумагу с карандашом и спешно зарисовывала очередную фантазию.
Он вспомнил, как это было. Мягкий утренний свет, выбеленные стены в её комнате, где она временно живёт одна, одеяла лежат тяжёлой грудой. Стрела спросоня отталкивает их, освобождаясь от вялой духоты пробуждения. Его сон прервали раздвинутые шторы. Лучи света тонкой простынёй окутывают фигуру Светы перед мольбертом. Он сползает с постели, подходит ближе. На холсте цепочкой выстраиваются дворцы и храмы, тянутся своими шпилями до самого неба. Они столь огромны, что человеческие фигуры рядом с ними превращаются в точки, а стены их изрезаны повторяющимися узорами сложной симметрии и строения. Света тараторит, продолжая водить кистью по картине. Она болеет архитектурой 18–23 века и повторяет, немного чересчур восторженно, какая она сложная, как разнообразны её детали, как меняет её игра световых лучей. Объясняет, что эти здания должны были повторять природу, линии сводов, витражей и колонн — напоминать сплетающиеся ветви, шпили — тянуться вверх подобно вершинам деревьев.
В последний раз они виделись на вечере по случаю начала лета. Стрела то и дело предпринимая попытки вырваться из своего корпуса, и, наконец, старания увенчались успехом. Он понёсся по тёмной прохладе студенческого городка к Светиному общежитию.
Студенты большей частью кучковались в нескольких комнатах западного крыла и в пристройке с обширным залом. У художников веселье уверенно подбиралось к зениту. Ему навстречу выбежала Светлана с горсткой незнакомых людей и потащила его за руку по коридору.
Сам вечер Андрей запомнил урывками. Вспомнилось, что повсюду стояли лампы из синего стекла и кое-где на полках — из алого. В залу притащили музыкальные инструменты: арфу, румпу5
, звонок, марьин шар вроде тех, что используют в церкви. Время от времени те, кто умел играть, брались за инструмент, а остальные присоединялись к танцующим. Исключение составлял марьин шар — на металлической сфере играли все подряд, и по комнатам то и дело разливались его вдумчивые звуки.