– Да, и впрямь не дурно… Пока же в городе преобладает телесное, не так ли, господин учитель? Впрочем, я бы хотел попросить вас – если же вы, конечно, не возражаете – ответить на еще пару вопросов о господах Вагнерах.
– Но могу ли и я, господин Ершов, в свою очередь поинтересоваться? – стараясь унять дрожь в забинтованных оконечностях, спросил Чувашевский. – Не отыскали ли вы тех негодяев, по вине которых я оказался в вашем – весьма гостеприимном! – учреждении?
– Пока что нет, – сбавив тон, отвечал Ершов.
– Но, возможно, у вас имеются подозрения? Ведь не может же выйти так, что, по прошествии такого долгого времени, у полиции вовсе нет никаких объяснений столь печального для меня события?
– Ну… да. Вы совершенно правы, господин Чувашевский: такого быть не может. Но прежде, чем поставить вас в известность, мы должны до конца выяснить некоторые обстоятельства… – Ершов говорил тихо и не очень уверенно. Лжец из него неважный.
– Господин учитель! Зайдите-ка – я вам покажу кое-что интересное! – радостно позвал фельдшер, вновь спасая своего больного от неприятной беседы.
Ощущая горячую благодарность, Чувашевский чересчур быстро поспешил откликнуться на зов.
***
– Няня! Отчего мальчик так много ест? – громко спросила Варя. Впрочем, человечек с косой и ухом не повел, продолжая, чавкая, уплетать с отменным аппетитом невкусную кашу.
– Так оголодал же.
– Отчего?
– Не хотел исть кашу.
– А теперь хочет?
– Ну да…
Мыслями Павлина находилась где-то далеко, и отвечала безжизненно.
Варя устала от однообразного сидения на лавке.
Конечно, иногда тут становилось интересно: входили разные люди и делали веселые вещи. Намедни пришла очень толстая тетя – у Вари аж глаза округлились, когда она с трудом пыталась боком протиснуться в дверь. Она принесла с собой двух живых кур и предлагала их здешним дядям в обмен. Дескать, если они сыщут того, кто покрал ее козу, то она отдаст им птиц. Или вот, давеча, заходил бородач в длинном тулупе, ведя за косу испуганную рыдающую девицу. Он сказал, что это его дочь, которая понесла в подоле, и он требует, чтобы охмурителя сыскали и заставили жениться. Варя сразу не поняла.
– Что такое в подоле? – спросила она у Павлины.
– Знать, люто шкодила… Дите у нее завелось.
– А охмы…охморитель?
– Тот, с кем баловалась.
Варя развеселилась. Вот что бывает со взрослыми, если они ведут себя плохо – их заставляют жениться! Теперь ясно, отчего папа с мамой так ругались: им играть вместе давно надоело, а жить приходилось, потому что у их завелось дите, то есть она, Варя.
Но со временем все надоедает – вот и девочке тут уже вконец приелось.
– Няня, пойдем уже. Я домой хочу, – жалобно заныла она, крутя в пальцах наполовину оборванную оборку скромного Павлининого платья.
– Потерпи, моя любая… Эй, барын, – громко крикнула она в сторону черного дяди, который когда-то давно показался Варе добрым.
– Чего тебе, Павлина?
– Скажи хошь – в кой день мне на суд итить-то?
– Что, спешишь с жизнью расстаться, окаянная? – со смехом отвечал другой, огромный – как тот добрый дядя, что нашел Варю в лесу.
– Ведать про то хочу!
– Не знаю, Павлина. Его превосходительство еще не приказывал.
Легонько оттолкнув Варю, нянька вдруг окончательно разорвала на себе и без того нецелый ворот и закричала. Мальчик с косой на миг замер, не донеся руку с кашей до рта, но тут же продолжил есть.
– Бырын! Позови дохтора! Помру я!
Великан продолжал глумиться.
– Ишь, как вопит! Придурь все, блажит, чтобы время тянуть.
– Ну, после вашей с ней работы я вообще удивлен, что она до сих пор не померла.
– Люди! Поможите! Помираю!
Варя испугалась и заплакала. Крики привлекли злого человека из соседнего помещения – того, что недавно обидел доброго дядю из леса.
– Что с ней?
– Говорит, подурнело.
– Это я и сам слышу… Что с тобой, говори?
– В самое нутро вступило. Жжется – мочи нет! Помираю, – со стоном выкрикнула Павлина. – Спасите за ради Христа!
– Столько дней молчала – и вот поди ж ты.
– Да блажит, как пить дать.
Злой человек неодобрительно качал из стороны в сторону головой – точь, как часы с маятником.
– А если нет? Уработали-то вы ее важно. Может, и впрямь чего там в кишках оборвалось. Негоже, если она тут у вас до суда помрет. Вот его превосходительство разъярится, что судить вовсе некого. Позовите и впрямь Черноконя… Что я, изверг – всех больных у него отнимать.
– А может, все же взгляните, Ефим Степанович?
– Нет, нет и нет! И не просите! У меня своих забот по горло. Пускай этим он занимается, – с тем злой человек вернулся в свое страшное царство.
– Зовите! – велел черный, и один из людей в форме вышел на улицу.
Павлина продолжала кричать и стонать, корчась на лавке. Варя даже устала плакать, и теперь уселась рядом, гладя ее по влажному от пота лбу.
Впрочем, большой дядя пришел довольно скоро.
– Ну что такое… Она же вполне здорова была, когда я намедни ее видел, – возмутился он, взяв Павлину за руку, но тут же весело подмигнул девочке. – Здорово, Варюха!
Варя улыбнулась сквозь слезы.
– Спаси, дохтор! Смерть моя пришла! Дюже жжется в нутре!
– Вы чего, вновь ее давеча допросили?