– Случайность, можно сказать. Супруг появлялся здесь редко. Свои дела он решал прямо там, где обретался. И визитеры обыкновенно шли к нему туда. Но в дни, когда началась метель, отец Георгий отчего-то искал его именно здесь. Он приходил два вечера подряд. Сперва я постыдилась сообщать адрес, думая, что все уляжется само. Но на второй день отец Георгий вернулся, и я отправила в заведение мою Анфису. Когда супруг пришел, то проводил гостя в кабинет и они там закрылись. А меня, признаюсь, разобрало любопытство. С чего бы это к нему ходил священник? Тогда ведь я не знала, что два сапога пара. Так что я встала и подслушивала под дверью.
Не каждый в подобном признается.
– Сначала говорили тихо, но потом началась ссора. Настоятель требовал ему заплатить. «На благое дело, ибо купцы жадны, а крыша прохудилась». Иначе он грозил рассказать о хищении на строительстве железной дороги. Тут я сразу не поняла. Подумала, будто каких преступников мой супруг покрывал, по обыкновению. Но дальше отец Георгий прояснил. Он сказал, что видел бумаги, обличавшие вас, Сергей Федорович, моего покойника и счетовода, в крупной растрате и мошенничестве. И якобы договорился со счетоводом: тот посулил ему какую-то долю в обмен на молчание и даже успел провести в своих цифрах – не помню, как оно называется.
Софийский вдруг припомнил давний визит Романова, упоминавшего о бумагах Вагнера. О чем же он толковал?
– Супруг, конечно, отвечал тем же, что и всегда: возмущался и угрожал расправой, потому разговор вышел долгим. Однако затем мой приутих и спросил – а откуда у настоятеля такие странные сведения? И тогда отец Георгий сказал, что узнал обо всем на исповеди от супруги счетовода – новой прелюбодейки моего мужа… На исповеди! На то мой возразил: сказал, что те бумаги до сих пор не отправлены, так как иначе он уже бы получил весть о финансировании в будущем году. Однако же отец Георгий отвечал, что это должно беспокоить только моего мужа, его же интерес в другом. И мой в итоге согласился. Сказал, что пришлет к нему дядьку Шаня. Все, больше я ничего не знаю.
Вдова вновь громко щелкнула четками и повторила:
– Не беспокойтесь за свой секрет, Сергей Федорович. У меня нет никакого резона его разглашать. Для меня главное, что негодяй, бывший мне мужем, наконец-то горит в аду.
В дверной проем робко заглянула прислуга.
– Госпожа, к вам пришли из управы. Господин Деникин с помощником.
– Проси, и немедленно, – приказал за хозяйку Софийский.
Новые визитеры не успели докончить приветствия, как генерал-губернатор их перебил:
– Анна Михайловна, повторите-ка ваш рассказ.
***
Пожелтевшие от времени кружева пахли гнилью. В последний раз взглянув на вышитую розовыми нитками монограмму «А.Л.К» – когда-то она принадлежала ему – учитель бросил платок в печь.
Огонь давно досыта наелся дневниками и письмами, книгами и тетрадями, но от добавки не отказался.
– Что это вы там все жжете, господин учитель? Смердит же – жуть, – заглянула из коридора раздраженная домовладелицина прислуга. – Жильцы уже жалобиться принялись.
– Да вот, ненужное накопилось, – отвечал Чувашевский, помешивая угли.
– Кончайте же, бога ради! Мочи уж нет!
– Скоро, скоро, не кипятись…
Накануне Чувашевский не в силах более страдать томительной иссушивающей неопределенностью, решился на поступок. Он сам отправился в управу.
Его встретил фельдшер – по обыкновению, дружески, решив, что учитель пришел на осмотр.
– А что давеча не захаживали? – и тут же, встревоженно: – Неужто вам подурнело?
Зайдя в знакомую мертвецкую, Чувашевский с трудом поддерживал разговор. Фельдшер в красках сообщал о деталях недавней казни, и, очевидно, ни о чем не догадывался.
Узнав же о том, сколь чудовищного преступника столь самоотверженно лечил, он бы, конечно, тотчас же переменил свое мнение.
– Что-то и впрямь мне нездоровится, – едва вымучив улыбку, завершил беседу учитель. – Ослаб… Пожалуй, пойду я, Ефим Степаныч.
– Поправляйтесь. И не забывайте, заглядывайте к нам!
Вздохнув, учитель притворил за собой дверь мертвецкой, свернул за угол, за огородку – и зашел прямиком в кабинет Деникина.
Там сидел Ершов. Подперев руками голову, он читал громаднейший фолиант «Уложения о наказаниях».
Чувашевский поздоровался. Околоточный отвечал холодно и невежливо:
– Что вам?
Даже без обращения.
Учитель помялся.
– Дело в том, что я пришел прояснить ваши планы… относительно меня. То есть, меня и происшествия с капитаном Вагнером. Когда?
Ершов смотрел – вроде бы и на Чувашевского, но в то же время и сквозь него.
– О чем это вы? Вы хотите что-либо сообщить?
Учитель опешил.
– Понимаю ваши опасения, господин Чувашевский. Но не тревожьтесь. Мы вышли на след преступников, лишивших жизни господина полицмейстера, Вагнеров и отца Георгия. Уверяю, их арест – вопрос дней или даже часов.
– Но… – начал было ничего не понимавший учитель, однако Ершов вновь его грубо оборвал.