Что скрывают красные маки

— С теми, кто кричал и размахивал руками?

— С теми, кто замолкал в самый неподходящий момент. Тогда, когда должен был говорить.

— Как быстро все заканчивалось?

— Я ведь уже сказал: очень быстро. Но вам не стоит волноваться. Ничего не закончится. Не сейчас. Потому что с вами мы говорим о маме. Остальные не хотели ничего слушать о ней. О том, как я убил ее. Размахивали руками. Кричали. Звенели шариками в горле, чтобы заглушить меня. А потом замолкали. А это против правил. У вас тоже есть шарики в горле?

— Не уверена.

— У каждого есть шарики в горле. Я видел это сам.

КОНЕЦ АУДИОЗАПИСИ

MARVIN SAID. 5:19

2017 г. Сентябрь

Бахметьев, Ковешников, Мустаева, Шувалов и др.

…Стоя в вестибюле «Горьковской» и разглядывая схему метрополитена, Бахметьев размышлял о питерской географии, которая в один момент делалась неудобной, стоило только Ковешникову приложить к ней руку. Следователь назначил Бахметьеву встречу на Крестовском острове, прилепленном к хвосту Каменноостровского проспекта; на машине отсюда — не больше пяти-семи минут езды, даже учитывая светофоры. Но машины у Бахметьева сейчас нет, а о ведомственном транспорте для оперуполномоченного Ковешников не заботился никогда. Можно, конечно, прыгнуть в маршрутку, где конечной значится метро «Крестовский остров», — по Каменноостровскому их курсировало несколько. Но Бахметьев не любил маршрутки за то, что они принципиально не ездили по прямой. И из пункта А в пункт Б добирались исключительно через Мягкий Знак. Так что, самым естественным образом, пять-семь минут езды превращались в сорок — сорок пять без учета светофоров.

Придется ехать на метро с одной пересадкой в центре. А до этого отзвониться Мустаевой и отменить обмен информацией в «Идеальной чашке».

— Подъезжаю, — вместо приветствия сообщила ему психологиня. — Три минуты, и я на месте.

— Отменяется, — коротко бросил Бахметьев. — Форс-мажор.

— Что случилось?

— Ковешников вызывает. Новое дело на него навесили.

— Убийство?

— Пока только похищение. Девочка девяти лет.

— Вы уже там?

— Нет.

— Куда нужно подъехать?

— На Крестовский.

— Вот что. Не люблю отменять планы, когда день уже сверстан. Могу подбросить вас на Крестовский, а по дороге поговорим.

— Да здесь ехать всего ничего, — засопротивлялся Бахметьев, впрочем, достаточно вяло. — Как-нибудь доберусь.

— Не тупите, Бахметьев. Или боитесь, что Лицо со шрамом застукает вас выходящим из моего шикарного авто?

Лицо со шрамом — так Анна Мустаева называла Ковешникова. Были и другие прозвища — мистер Хайд, Джокер и совсем уже обидный Модестик — отсылка к стояновскому недоумку-персонажу из давно почившей в бозе развеселой программы «Городок». Интересно, а для Бахметьева нашлось прозвище?

Кошачий лемур.

Никаких других сигналов от Мустаевой не поступало.

— Не боюсь, — ответил Бахметьев, хотя на самом деле именно этого и боялся.

— Врете, ну да ладно. Где вы?

— У «Горьковской».

— Выходите на Кронверкский проспект, я вас подберу. Минута.

Она действительно появилась через минуту. И действительно на шикарном авто. Новенький черный «Порше», а ведь Мустаева — всего лишь судебный психолог средней руки. Что уж тогда говорить о преуспевающем сетевом гуру Яне Вайнрух? У той, по всем законам жанра, вообще должен быть частный самолет и собственная железная дорога.

Он снова думает о Яне Вайнрух. И вовсе не в том аспекте, в котором следовало бы.

Бахметьев шлепнулся на пассажирское сиденье и огляделся. Впервые он сидел в машине бизнес-класса, где остро пахло кожей, нежно — духами и — совсем неявно — чем-то еще. Практичный Коля Равлюк сказал бы — «баблищем». Но Бахметьев был категорически против такого определения. Слишком приземленного для любительницы Сей-Сёнагон.

— Рассказывайте, что еще за похищение, — сказала Мустаева, не отрывая взгляда от дороги.

Бахметьев поерзал на сиденье, покрутил головой и снова подумал о Коле Равлюке. Вот кто в обморок бы свалился, увидев Бахметьева на крутой тачке рядом с хорошенькой молодой женщиной. Самому себе, что ли, позавидовать?..

— Крутая у вас тачка.

— Я в курсе.

— Ну да. Знаю только то, что Ковешников успел рассказать. Ника Шувалова, девять лет. Пропала вчера, после занятий в художественной школе. Дочь какого-то влиятельного человека.

— Шувалова. А отец, стало быть, Шувалов. Знакомая фамилия.

— Знаете его?

— Фамилию слышала точно. Модестиком, как обычно, затыкают дыры?

— Он лучший в своем деле, — вынужден был признать Бахметьев.

— Все лучшее — влиятельным людям, — мрачно пошутила Мустаева. — А наши мертвые девушки… Им-то что, подождут.

— Тут есть одна интересная деталь. Нашлась сумка девочки, а в ней лежали кисти. Так вот, по словам Ковешникова, кисти были завернуты в ткань. Красные маки на зеленом поле. Ничего не напоминает?

Ничего не напоминает?