— Вы не понимаете, Ковешников. Что нужно, чтобы Никуша вернулась ко мне? Продать к чертям бизнес? Отдать его? Отдать все? Пустить себе пулю в лоб? Что? Я отдам все, что у меня есть, лишь бы ни один волос не упал с ее головы.
— Пуля в лоб — точно не вариант.
— Не вариант, — согласился Шувалов, который понемногу начал приходить в себя. — На чем вы специализируетесь, Ковешников?
— Особо тяжкие.
— Может… Вы уже знаете что-то, чего не знаю я?
— Может. — Увидев, как посерело и покрылось бисеринками пота лицо Шувалова, Ковешников снова сбавил обороты. — Но пока это не смертельно.
— Пока?
— Время. Может, и вы знаете то, чего не знаю я.
— Например?
— Кто мог бы посредством похищения Ники начать манипулировать вами?
— Никаких соображений. Я уже говорил под протокол. И могу повторить. У меня ни с кем нет конфликта интересов. Если возникают вопросы — они решаются в рабочем порядке, за столом переговоров. Сейчас не девяностые…
Шувалов хотел добавить еще что-то, когда дверь распахнулась и на пороге возник Рамиль Алимжанович. Очевидно, известие было срочным, раз он даже не дал себе труд постучать, прежде чем войти в кабинет босса.
— Есть новости, — отрывисто бросил он.
Ковешников и Шувалов синхронно повернули головы в сторону начальника службы безопасности.
— Хорошие?
Бахметьев скорее догадался, чем услышал, так тихо произнес это хозяин «Феникса». В этом шелесте мольба и страх боролись между собой, и ни одна сила пока еще не взяла верх над другой.
Усманов приподнял подбородок и дернул себя за мочку уха:
— Хорошо, что они вообще есть.
Если бы не напряженность момента, Бахметьев счел бы такой ответ слишком фамильярным, — учитывая присутствие посторонних. Но ни Шувалову, ни борцу-кочевнику из его ближнего круга было не до субординации.
— Час назад пришло, с почтой. В отдел доставки. Там Володя Верховский со вчерашнего дня все контролирует. Толковый парень. Он мне перчатки и выдал. На всякий случай. Вдруг отпечатки снимать придется.
— Что там?
— Пакет. На твое имя.
Папка, которую Усманов до сих пор держал за спиной, перекочевала на рабочий стол Михаила Леонидовича. Все трое — Ковешников и оба представителя «Феникс CORP.» склонились над ней. И даже Бахметьев, наконец, приблизился к общей группе. И, никем не замеченный, встал за спиной Ковешникова.
— Еще не вскрывали? — поинтересовался Ковешников у Рамиля.
— Адресовано не мне, — коротко ответил тот.
— Давайте сюда перчатки.
Облачившись в белый медицинский латекс, Ковешников раскрыл папку и вынул оттуда белый, слегка обтрепанный по краям, тонкий конверт формата А-3. Ни штампов, ни печатей на конверте не обнаружилось, а адрес был написан от руки, старательным детским почерком. Строчки, и без того неровные, задирались вверх.
— Это Никушин почерк, — мертвым голосом произнес Шувалов. — «О» у нее с поросячьим хвостиком. Видите? И «д». Петелька идет не вниз, а вверх. Как у меня.
— Конверт и все, что в нем находится, мы заберем на экспертизу, — предупредил Ковешников прежде, чем вскрыть письмо.
— Просто верните мне дочь.
В конверте оказался альбомный лист с нарисованным на нем пейзажем. Пейзаж был непритязателен: домик с двумя окошками и дымом из трубы, извилистая тропинка к нему и что-то вроде леска в нижней части картинки — крючковатые березки (если судить по заштрихованным пятнам на стволах) и треугольные ели. Тропинка начиналась из ниоткуда, где-то посередине листа, и резко обрывалась сантиметрах в трех от домика. Возможно, в рисунке были и другие подробности, но Бахметьев их не разглядел. Все его внимание было приковано к надписи под рисунком:
ПАПОЧКА ТЫ ЗНАЕШЬ КАК МЕНЯ СПАСТИ.
…Они стояли у мустаевского «Порше», глядя на близкую реку. По Средней Невке сновали редкие катера и еще более редкие яхты, а в створе реки, там, где она соединялась с вылинявшим сентябрьским небом, появилась байдарка. Гребцы синхронно взмахивали веслами, приближаясь к Мустаевой, Бахметьеву и Ковешникову, и Женя все никак не мог сосчитать, сколько же людей набилось в байдарку — шесть? Восемь?
— Хотя бы девочка жива, — сказала Мустаева. — Я могу взглянуть на рисунок?
— После того, как на него посмотрят эксперты.
— Я и есть эксперт, Ковешников. Очнитесь.
— Сначала нормальные. А потом уже вы. — Лакричный вонючка не был бы лакричным вонючкой, если бы не схамил. — С нормальными-то все понятно. Нормальные снимут отпечатки, если они есть. Изучат состав бумаги — где была выпущена, когда. Поищут партию такой же. Поищут производителей и посредников… Графологи опять же подключатся. И другие не известные вам специалисты узкого профиля.
Последняя фразы была сказана исключительно для того, чтобы уесть психологиню. Но Мустаева не повелась. Обычно велась, а сейчас — нет. Единственное, что она позволила себе, — риторический вопрос, обращенный к Бахметьеву и гребцам-байдарочникам. Они как раз проносились мимо, и это была не восьмерка, а четверка с рулевым.
— Ну не идиот ли?
— Он? — кивнул Ковешников на Бахметьева.
— Вы, Ковешников, вы! Проективную диагностику еще никто не отменял.
— Чего?