Что скрывают красные маки

— …Я кое о чем умолчала, Женя. Но сейчас скажу. Когда мы были в «Диадеме», у Шувалова, и я хотела проводить Иванку… Помните, с полки свалилась статуэтка?

— Да.

— Это я уронила ее. А потом подняла. Просто потому, что хотела рассмотреть поближе. Я знаю эту статуэтку, она единственная в своем роде. Когда-то давно Яна привезла ее из Африки. Из глубинной Африки, куда не добираются туристы. Они знакомы.

— Кто? — Шарики еще стучали в виски, но Бахметьев честно пытался вникнуть в то, что говорит Анн Дмитьнааа.

— Шувалов и Яна. Думаю, они даже были близки. Та статуэтка — очень интимный подарок.

— Вы представляете себе схему дома?

— Да. В пятнадцати метрах отсюда — проход между участками. Так вы попадете на задний двор, забор там довольно хлипкий. Если дверь на кухню закрыта — запасной ключ лежит в ближайшем к двери цветочном горшке. Раньше в нем росли хризантемы. Что сейчас — не знаю. Может, и горшка не осталось. В таком случае… Как забраться внутрь дома, учить оперативника не надо.

— Пожалуй. Я справлюсь.

— Первый этаж — кухня, гостиная и подсобные помещения. Второй — библиотека и спальни. Лестница страшно скрипит. По крайней мере, десять лет назад скрипела.

Несколько секунд Мустаева вглядывалась в лобовое стекло, пытаясь разглядеть там хоть какой-то свет, хоть какое-то движение.

— Вы уверены, что там кто-то есть?

— Нет, — честно признался Бахметьев. — Совершенно не уверен. Дом может быть пустым. Тогда я очень быстро вернусь.

— И объясните мне, наконец, что происходит?

— Да.

— Оружие. У вас есть оружие?

— Нет. Мы же сдаем табельное. Но я что-нибудь придумаю.

…У Сей-Сёнагон отличная память.

Именно об этом подумал Бахметьев, когда оказался внутри дома. В горшке, где десять лет назад росли хризантемы, не оказалось ничего, кроме ключа, и вот теперь Женя Бахметьев стоит посередине первого этажа, на границе кухни и гостиной.

И сожалеет, что напрасно заставил волноваться птицу Сирин. Даже если волнение было мимолетным и продлилось не дольше десяти секунд. Хотя ему показалось, что Анн Дмитьнааа, скорее, испытала облегчение от того, что он сдал табельное оружие.

Какие бы эмоции это ни вызвало у Мустаевой — он солгал, пусть и невольно. У Бахметьева есть оружие.

Это обнаружилось случайно, когда он преодолевал тот самый «хлипкий забор». В кармане что-то звякнуло и, звякнув раз, больше не успокаивалось. Бахметьев не стал разбираться с курткой в темноте, лишь зажал рукой карман.

На границе кухни и гостиной лежит квадрат света. Он падает от стоящего на столе ноутбука. Сейчас на дисплее плавает заставка: черная птица с головой, покрытой красными перьями. Желтые лапы и вытянутый клюв дополняют картину. Если бы вязаную птицу-брелок оживить, она бы выглядела примерно так.

То, что звякает в кармане Бахметьева, — не брелок.

Еще сидя в мустаевском «Порше», он понял: с курткой какая-то лажа. То ли она жала в подмышках, то ли пахла не так, как пахнут остальные его вещи, то ли была слишком дорогой. Или слишком дешевой — в ситуации, когда жмет в подмышках, это не имеет принципиального значения.

Это куртка Коли Равлюка, вот оно что.

Спасавшийся бегством от стеклянных шариков Бахметьев снял с вешалки не ту куртку, не свою. И теперь в равлюковском же кармане что-то позвякивает.

Запустив руку в карман, он уже примерно знал, что увидит, когда вытащит ее. Так оно и получилось, и даже еще круче, еще убийственнее. В кармане лежал очередной Колин «Золинген», но не с белой костяной ручкой, как назойливый обитатель ванной, а с черной. Бахметьев не ко времени вспомнил, как они покупали этот чертов негритянский «Золинген»: у какого-то псориазного старца в обветшавших перчатках-митенках, отчаянно и весело торгуясь и также беззлобно посылая по матери всех желающих. Тогда на хорошо наточенном лезвии «Золингена» не было красной полоски.

А теперь есть.

Это известие о Коле не сбивает с ног, как сбило предыдущее. Не сбивает с ног и то, что «Золинген» завернут в кусок ткани — красные маки на зеленом фоне. А бонусом идет пригоршня стеклянных шариков из другого кармана.

Весь успех раскрытия дела припишут Ковешникову. Да и плевать.

Бахметьев коснулся кончиками пальцев тачпада, и заставка ушла, открыв фейсбучную страницу с египетским богом на аватаре.

Привет, Lukka Yarvolu. Привет, Kolya Ravluuk.

Бахметьев улыбнулся Lukka Yarvolu, как старому знакомому, и помахал рукой окошку личных сообщений, где застыл их первый и последний диалог.

Привет

Привет. Говоришь по-русски?

Ты ведь не оставишь меня, любовь моя? Ты меня спасешь?

Не понимаю

Запертая комната.

Где вы?

Запертая комната.

Не понимаю

Папочка ты знаешь как меня спасти

Ника. Бахметьев слишком уж расслабился и едва не забыл о ребенке. Я, конечно, не папочка, но попробовать спасти стоит.