И спустя каких-то две недели я вошла в фермерский дом, волоча за собой большой серый чемодан.
– Эй, эй, я же просил не трогать чемоданы, они слишком тяжелые для тебя! – воскликнул Эйден. – Почему бы тебе просто не осмотреться, снова не почувствовать себя дома? А таскать вещи предоставь мне и ребятам.
Он вышел наружу, туда, где грузчики начали разгружать фургон, а я обнаружила, что меня тянет к лестнице, где сотни покрытых пылью фотографий украшали стены, поднимаясь до самых стропил. Там были запечатлены мои родители, крепко обнимающие друг друга. И мы с Хелен в детстве, блондинка и брюнетка, склонившие головы близко друг к другу и скорчившие смешные рожицы, сверкающие белозубыми улыбками. И мой дедушка в военной форме. И мы с Эйденом в день нашей свадьбы – наши лица светились радостью.
В последний раз я приезжала сюда, чтобы выбрать одежду для похорон папы. Тогда мои ноги буквально вросли в пол у подножия лестницы, и на меня напали воспоминания. Но теперь все ощущалось по-другому. Мои родители были бы так счастливы, что я вернулась домой.
Я прошлась взглядом вдоль по лестнице и вздрогнула, заметив дверь наверху. Комната моих родителей. Эту дверь пока не нужно открывать.
Я направилась к приставному столику, расположенному по правую руку. Порылась в ящике в поисках большой связки ключей. Металл звякал о металл, когда незакрепленные ключи ударялись друг о друга, – бесчисленные запасные комплекты, которыми мои родители обменивались с соседями и друзьями, – пока пальцы не нащупали железное кольцо. Сжимая ключи в руках, я пошла в маленькую комнату.
Папино кресло по-прежнему стояло перед камином, через подлокотник был перекинут плед. В корзине все еще оставались поленья. Все выглядело так, будто однажды жизнь здесь внезапно остановилась. Что, полагаю, так и есть. Когда-то этот дом был полон смеха и любви, ведь папа изо всех сил старался сохранить радостную память о моей маме, и вдруг – никого не стало.
Смаргивая слезы, я опустила руку в карман пиджака, достала распухшую связку и перебрала ключи. Я и забыла, сколько их там.
Наконец, вставила медный ключ в замок балконной двери и повернула ручку, но она не открылась. Я толкнула створку плечом, и она с громким скрипом распахнулась.
Я вышла на улицу, и под ногами захрустел гравий дорожки, ведущей в сад. Деревья сгибались под тяжестью плодов, ветви низко свисали, зеленые листья сияли в лучах утреннего солнца. Я протянула руку и сорвала красное яблоко, которое, казалось, готово было упасть. Вытерев его о свою футболку, я глубоко вдохнула аромат сельской местности: аромат моего детства. Трава, свежие фрукты, очень слабый запах навоза и чистый воздух. Поднеся яблоко ко рту, я откусила большой кусок. Сок выплеснулся и потек по подбородку.
По мере моей прогулки по саду яблони начали редеть, деревца попадались то тут, то там, а потом их вообще не стало. Впереди простирался заросший травой участок, и я почувствовала, что меня тянет вперед, к иве и реке. На мое любимое место.
В детстве я перечитывала свои любимые книги снова и снова, пока страницы не становились светло-коричневыми, как будто их макали в чай, а уголки не истирались. Я заходила в маленькую комнату и целую вечность просматривала томики на полках. Затем, определившись с выбором, протягивала руку и выхватывала книгу, выбегала через балконную дверь и мчалась по дорожке, топая по гравию, через траву и фруктовый сад, петляя между деревьями, пока не достигала реки. Запыхавшись, я садилась, прислонившись спиной к стволу ивы, открывала книгу и проваливалась в сюжет. Я сидела там часами, позабыв обо всем, и только прикосновение чьей-то руки к моему плечу возвращало меня в этот мир.
– А я зову и зову тебя, – говорила мама, улыбаясь мне, когда я отрывала взгляд от страницы. – Ну и как тебе?
– Ты о чем? – подыгрывала я ей.
– Тот мир, куда ты провалилась. – Она указывала на книгу. – Как тебе он?
– Это было здорово! – Я с трудом поднималась на ноги, и мы вместе шли обратно к дому, держась за руки. Я постоянно держала маму за руку, даже будучи подростком.
Особенно под конец.
Я посмотрела на чистое голубое летнее небо. Пара красных воздушных змеев парила над рекой, нежный теплый ветерок удерживал их от падения, наполняя силой их крылья. Я опустилась на землю, помогая себе одной рукой, а другую положив на свой огромный живот, и села, как в детстве, прислонившись спиной к стволу ивы. Сквозь свисающие до самой воды ветви открывался вид на реку и фермерские угодья, и это дарило мне ощущение комфорта, которого я давно не испытывала – с тех пор, как умер папа.
И в этот самый момент ребенок брыкнулся. Я ахнула и приподняла футболку, чтобы прикоснуться к обнаженной коже. Мой ребенок там, прямо под ней.
Я решила, что это добрый знак. Пусть горе по-прежнему пронзало меня с каждым ударом сердца, я получила знак, что все будет хорошо.
Я вернулась туда, где мне самое место.
19