Что случилось прошлой ночью

Это та пара. Пожилые мужчина и женщина, которые говорили о Берни и сетовали на то, что они рискуют умереть от холода.

– О, прошу прощения. Мы вас не заметили, – говорит женщина.

Я еще больше натягиваю капюшон на лицо.

– Доброе утро, – бормочу я, вежливо киваю им и удаляюсь, топая по хрустящему, пушистому снегу.

Мне хочется оглянуться через плечо, но нельзя, поэтому я иду быстрее, пока не перехожу на бег. Нажимаю на брелок, чтобы отпереть машину, и бросаюсь внутрь, закрывая за собой дверцу. Она захлопывается с громким стуком.

Дыхание вырывается облачками пара. Я смотрю в заднее ветровое стекло. Пара медленно идет в моем направлении.

Завожу двигатель, но сопротивляюсь желанию вдавить педаль газа в пол и умчаться из деревни. Как преступник, который боится быть пойманным. Вместо этого медленно трогаюсь с места, следя за тем, чтобы машина не рычала и шины не визжали.

Смотрю в зеркало заднего вида, но в нем отражаются лишь мои глаза: налитые кровью и обезумевшие.

Цветы намокли от снега к тому времени, когда я кладу их на могилы. Снег пошел всего несколько минут назад, но этого хватило, чтобы и я, и букеты стали мокрыми и холодными. Я раскладываю их у надгробий, один возле другого.

Покинув Монтем, я сделала большой крюк до церкви. Мои родители похоронены на кладбище в противоположном направлении от фермы, но я не могла проехать мимо нее, чтобы добраться туда: на территории бродит полиция, а журналисты выстроились стеной вдоль ее края. Поэтому я отправилась в объезд по узким дорогам, которые тянутся через поля.

Мне кажется неправильным приходить сюда после того, что я сделала. Поступили бы родители так же на моем месте? Смогли бы меня понять?

Нет. Ни мама, ни папа не поняли бы, зачем я это делаю. Все произошло уже после их смерти. Они не видели, через что мы прошли, какие ошибки я совершила. Если б это происходило на их глазах, возможно, они бы поняли меня сейчас. Но, наверное, это к лучшему, что их уже не было в живых, когда все произошло. Мне бы не хотелось, чтобы они видели меня такой. Такой, какая я есть. Такой, какой я была.

Протягиваю руку и провожу пальцем по их именам. Камни холодные. Твердые.

– Фрейя с вами? – шепотом спрашиваю я.

В воздухе звенит детский смех.

Я поворачиваю голову, прищурившись, чтобы разглядеть что-нибудь сквозь снег, который разносит ветер.

Вдоль ряда надгробий ко мне бежит девочка. У нее темные волосы и бледная кожа.

Фрейя?!

Теперь она так близко, что я могу разглядеть их… Ее зеленые глаза.

– Фрейя? – шепчу я.

Протягиваю к ней руки. Но она не бежит в мои объятия. Она замирает, и улыбка сползает с ее лица. И вдруг из ниоткуда, сзади, кто-то тянет ее за руку.

– Ребекка, иди сюда сейчас же! – кричит женщина. – Я же сказала, что нам пора уходить. Снова пошел снег.

Мою девочку зовут не так.

Я снова смотрю на нее. Ее глаза не зеленые. Они карие.

Это не моя девочка. Не мой ребенок. Не Фрейя.

– Мне очень жаль, – говорит женщина, которая, судя по выражению лица, узнала меня. – Правда.

Я киваю, и она отворачивается, но больше не тащит свою дочь за собой. Теперь она держит ее за руку, гладит по волосам и ведет к машине.

Вот кто я теперь. Суровое напоминание о том, что нам так повезло иметь, но мы никогда не ценим этого – пока не потеряем. Предупреждение, чтобы вы обнимали своего ребенка чуть покрепче. Играли с ним чуть подольше. Присматривали за ним внимательнее.

Если б я больше присутствовала в ее жизни, была более хорошей матерью, Фрейя осталась бы в живых. Она нуждалась во мне, чтобы я оберегала ее, защищала, а я этого не сделала. Я подвела ее.

Фрейи больше нет. И это полностью моя вина.

21

Четырьмя годами ранее…

Август

В ту ночь, когда мы вернулись домой из больницы, я лежала без сна, прислушиваясь к дыханию Фрейи.

В родильном отделении постоянно было шумно и многолюдно, даже глубокой ночью. Но на ферме царила зловещая тишина. Дом издавал тихие звуки, скрипы и стоны, как и все старые здания. Я к этому привыкла. Но мое тело реагировало на каждое сопение, вздох и плач Фрейи. Даже если она просто шевелилась, мои глаза распахивались, а в крови бурлил адреналин.

Лежа в кровати, я услышала, как ее дыхание участилось, а затем она начала буквально задыхаться. Я затаила дыхание, боясь выдохнуть на случай, если придется быстро перейти к активным действиям. Я лежала совершенно неподвижно, напрягшись всем телом. Как раз в тот момент, когда я подумала, что Фрейе уже невозможно дышать быстрее, ее дыхание замедлилось до такой степени, что я вообще не смогла его услышать.

Я быстро села и пододвинула переносную кроватку-корзинку к своей кровати. Робко протянула дрожащую руку и положила ее на грудь Фрейи, полностью накрыв ладонью детское тельце.

Ее грудь не двигалась.

– Эйден! – пронзительно закричала я, вынимая дочь из корзины.

– Что случилось? – сквозь сон пробормотал он.

– Она не дышит! Помоги мне!

– Что значит, она не дышит? – Он перегнулся поперек кровати.

– Она перестала дышать! Просто перестала…