Читаем Что такое анархизм полностью

Закон не только противоречит научному мышлению, но заключает в себе внутреннее противоречие. Чтоб не выродиться в произвол, чтоб быть возможно объективней, он должен охватить возможно более обширную область явлений, быть возможно общее, возможно абстрактней. С другой стороны, чтоб не стать пустой отвлеченностью, совершенно непригодной в практической жизни, он должен быть, наоборот, уже возможно конкретней. Так как абсолютно немыслимо найти золотую середину, закон заранее вынужден целые группы „преступных“ явлений оставить вне своей среды, так как его формула слишком абстрактна и наоборот, включить в себя и карать своим мечем массу совершенно „неприступных“ фактов только потому, что его формула слишком конкретна. Другими словами, у колыбели закона лежит беззаконие: сам закон основан на противозаконии. Факт, способный осчастливить диалектика, не правда ли?

Но допустим на время, что эта искомая золотая середина действительно найдена, что закону удалось самым счастливый образом очертить сферу своей компетенции. Достигнута его цель? Задача закона, по крайней мере, с формальной стороны, карать всякое нарушение права и этим защитить личную свободу от произвольных вторжений извне. Формально, стало быть, закон — защита личной свободы. Указывая личности, что дозволено и что запрещено, он тем самым обеспечивает хотя бы известную область свободной деятельности. Так ли это? Было бы так, только при одной условии: если бы человек представлял нечто данное, застывшее, если бы так называемая „человеческая природа“ представляла нечто неизменное. Когда то в это верили все. На этом основании ученые пресерьезно разлагали на мельчайшие части механизм „человеческой природы“ и старались придумать такое „совершенное“ законодательство, которое вполне обеспечивало бы эту „природу“ всяким „благополучием“ и свободой. В настоящее время „человеческая природа“ так же дурно пахнет, как „свободная воля“, „бессмертие души“ и другие метафизические бредни. Человек нам кажется теперь существом крайне изменчивым под влиянием всех внешних явлений. Каким же образом можно обеспечить личности свободу путей законов? Закон, самый лучший, самый снисходительный закон может только закрепить за мною то, что теперь есть, может кристаллизовать то, что теперь пребывает в состоянии аморфном. Но разве я завтра буду тем, что я есмь сегодня? Разве завтра будет моим благом то, что является таковым сегодня? А ведь то, что мне дорого теперь, после может стать мне ненавистным, и наоборот. Зачем же закон хочет узаконить настоящее, когда оно неизбежно осуждено на исчезновение, когда беспрерывное движение и вне человека и внутри его неумолимо ломает и разрушает всякие установившиеся рамки, которые хотят остановить поток жизни? Понятно, что в лучшей случае он должен из ограды личности превратиться в ее тюрьму, если он вначале и давал ей сомнительные гарантии. Итак, закон не только противоречит научному мышлению, не только основан на беззаконии, но и всегда приводит к цели, противоположной тому, что было его задачей.

Хотите иллюстрацию той роли, которую играет закон в нашей жизни? Представьте себе большое количество точек, соедините их прямыми линиями, эта сеть и будет нашим современный обществом: точки — это наши „свободные“ граждане, линии изображают узенькие тропинки законов. Как только рождается человек на свет божий, ему назначено уже определенное положение, по крайней мере, он обеспечен исходной „точкой“. От той точки, на которой он стоит, заботливый закон предначертал ему ряд линий, соединяющих его с другими подобными же гражданами — точками. По этим линиям, узеньким и тесным каналикам и будет гнать свою утлую житейскую ладью бедный „гражданин“. Он может томиться среди скалистых, угрюмых берегов, он может утонуть: ему никто не станет мешать, ведь, он „свободен“... Но горе ему, если он захочет оставить „блаженную стезю“ закона и причалить к берегу. Грубая лапа пригнет его до земли и напомнит, что закон дает каждому свободу томиться, гибнуть или умирать, но он никогда не дает и не может дать свободы жить... Эту гордую свободу человек получит, только тогда, когда он совершенно разорвет всю грубую сеть закона, сломает все законные рамки, откажется влачиться по узеньким тропинкам права и смело выйдет на широкую, столбовую дорогу свободной творческой жизни.

VIII.

О суде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука