Закон не только противоречит научному мышлению, но заключает в себе внутреннее противоречие. Чтоб не выродиться в произвол, чтоб быть возможно объективней, он должен охватить возможно более обширную область явлений, быть возможно общее, возможно абстрактней. С другой стороны, чтоб не стать пустой отвлеченностью, совершенно непригодной в практической жизни, он должен быть, наоборот, уже возможно конкретней. Так как абсолютно немыслимо найти золотую середину, закон заранее вынужден целые группы „преступных“ явлений оставить вне своей среды, так как его формула слишком абстрактна и наоборот, включить в себя и карать своим мечем массу совершенно „неприступных“ фактов только потому, что его формула слишком конкретна. Другими словами, у колыбели закона лежит беззаконие: сам закон основан на противозаконии. Факт, способный осчастливить диалектика, не правда ли?
Но допустим на время, что эта искомая золотая середина действительно найдена, что закону удалось самым счастливый образом очертить сферу своей компетенции. Достигнута его цель? Задача закона, по крайней мере, с формальной стороны, карать всякое нарушение права и этим защитить личную свободу от произвольных вторжений извне. Формально, стало быть, закон — защита личной свободы. Указывая личности, что дозволено и что запрещено, он тем самым обеспечивает хотя бы известную область свободной деятельности. Так ли это? Было бы так, только при одной условии: если бы человек представлял нечто данное, застывшее, если бы так называемая „человеческая природа“ представляла нечто неизменное. Когда то в это верили все. На этом основании ученые пресерьезно разлагали на мельчайшие части механизм „человеческой природы“ и старались придумать такое „совершенное“ законодательство, которое вполне обеспечивало бы эту „природу“ всяким „благополучием“ и свободой. В настоящее время „человеческая природа“ так же дурно пахнет, как „свободная воля“, „бессмертие души“ и другие метафизические бредни. Человек нам кажется теперь существом крайне изменчивым под влиянием всех внешних явлений. Каким же образом можно обеспечить личности свободу путей законов? Закон, самый лучший, самый снисходительный закон может только закрепить за мною то, что теперь есть, может кристаллизовать то, что теперь пребывает в состоянии аморфном. Но разве я завтра буду тем, что я есмь сегодня? Разве завтра будет моим благом то, что является таковым сегодня? А ведь то, что мне дорого теперь, после может стать мне ненавистным, и наоборот. Зачем же закон хочет узаконить настоящее, когда оно неизбежно осуждено на исчезновение, когда беспрерывное движение и вне человека и внутри его неумолимо ломает и разрушает всякие установившиеся рамки, которые хотят остановить поток жизни? Понятно, что в лучшей случае он должен из ограды личности превратиться в ее тюрьму, если он вначале и давал ей сомнительные гарантии. Итак, закон не только противоречит научному мышлению, не только основан на беззаконии, но и всегда приводит к цели, противоположной тому, что было его задачей.
Хотите иллюстрацию той роли, которую играет закон в нашей жизни? Представьте себе большое количество точек, соедините их прямыми линиями, эта сеть и будет нашим современный обществом: точки — это наши „свободные“ граждане, линии изображают узенькие тропинки законов. Как только рождается человек на свет божий, ему назначено уже определенное положение, по крайней мере, он обеспечен исходной „точкой“. От той точки, на которой он стоит, заботливый закон предначертал ему ряд линий, соединяющих его с другими подобными же гражданами — точками. По этим линиям, узеньким и тесным каналикам и будет гнать свою утлую житейскую ладью бедный „гражданин“. Он может томиться среди скалистых, угрюмых берегов, он может утонуть: ему никто не станет мешать, ведь, он „свободен“... Но горе ему, если он захочет оставить „блаженную стезю“ закона и причалить к берегу. Грубая лапа пригнет его до земли и напомнит, что закон дает каждому свободу томиться, гибнуть или умирать, но он никогда не дает и не может дать свободы жить... Эту гордую свободу человек получит, только тогда, когда он совершенно разорвет всю грубую сеть закона, сломает все законные рамки, откажется влачиться по узеньким тропинкам права и смело выйдет на широкую, столбовую дорогу свободной творческой жизни.
VIII.
О суде.