Что в имени тебе моем?..

– Например, наследство от родственников, живущих за границей. На это наследство претендует кто-то другой, но пока Сидельников жив, имущество другим претендентам получить невозможно. Знаете, деньги, недвижимость, бриллианты, картины, в общем, материальные ценности являются самым распространенным мотивом преступлений. Поэтому вы могли бы мне помочь разобраться… с прошлым Виктора Степановича и с его профессиональными интересами. Как минимум.

Макс вопросительно приподнял брови (скопировал Ираиду), добавив к этому очень легкую, почти незаметную улыбку (Анечка называет такое выражение Максова лица «улыбкой Будды»), которая, он знал, всегда «работает», и застенчиво посмотрел на собеседницу. Ираида медленно встала (Макс тоже поднялся, но она жестом указала ему: не нужно, не вставайте), подошла к книжным шкафам, достала два фотоальбома и вернулась к Максу, присаживаясь в этот раз не в кресло, а рядом с ним – на диване.

– Я вам сейчас кое-что покажу. А выводы вы сделаете сами: мог ли кто-нибудь желать зла этому бесконечно красивому человеку… Я знала Виктора, – она на секунду задумалась, – сорок лет. За это время можно изучить человека, не правда ли?

Она рассказала, как они познакомились (молодой студент пришел на практику в архив, а она взяла над ним шефство), как возникла и длилась долгие годы их дружба, не омраченная никакими имущественными или иными обстоятельствами, как эта дружба распространилась потом на ее семью (старший сын Ираиды и Виктор были почти одного возраста). Во время рассказа она держала руку на фотоальбомах. Потом сказала:

– Взгляните сюда…

Альбомы были старые. То есть старые – не в смысле потрепанные, а просто устаревшего дизайна, пятидесятых-шестидесятых годов, если не более ранние; таких альбомов сейчас не встретишь. С прорезями для фотографий, в которых были, в основном, черно-белые снимки. Максим с почтением принялся рассматривать старые фотографии.

– Это я в молодости. Мне двадцать лет.

– Красавица… – невольно вырвалось у Макса, отчего он даже смутился.

– Да, я была хороша, – подтвердила Ираида без всякого смущения и сразу же продолжила: – Это мой муж Николай. Вообще-то он Николаус, но, знаете, советским немцам приходилось не сладко и во время войны, и в послевоенные годы (в какой-то степени это было объяснимо), вот родители и поменяли ему имя, когда он получал паспорт. Но от немецкой фамилии они не отказались. Ридель – это фамилия мужа. Так сложилось, что встретились мы совершенно случайно: русские немец и немка. Встретились и уже не расставались. Пока в прошлом году Господь не забрал моего Николауса. Но не буду вас «грузить», как говорит современная молодежь.

– Мне интересно, очень.

Макс был честен. Ему, действительно, было интересно рассматривать старые фото и слушать давние истории. Он не знал, какое отношение это имеет к делу, но неторопливый рассказ Ираиды его цеплял.

– Вот дети. Вольдемар – мой старший сын. Он был в приятельских отношениях с Виктором. В последние годы их встречи стали не такими частыми, как раньше. Но не потому, что испортились отношения, а просто со временем все меняется… Это с внуком Вольдемара мы играем в преферанс два раза в неделю, – глаза ее наполнились влагой, вероятно, от нежности к правнуку. – Вот Диди, – продолжала она, показывая на младенца, – это мой младшенький… Он, к сожалению, жил недолго, умер в пять месяцев. Это моя дочь – Амалия. – Ираида вздохнула, – ее уже нет с нами. Рак. Ушла моя девочка в тридцать пять лет… Она оставила нам дочь. В следующем альбоме мои внуки и правнуки. Но я хочу вам показать вот это.

Она перевернула несколько страниц и указала на две фотографии. Потом еще перевернула страницу и сказала сама себе: «Да, здесь тоже…» и вернулась к первым двум снимкам. На них была запечатлена сама Ираида – на фото ей лет сорок, красавица в белом лет тридцати и молодой человек – юноша лет двадцати-двадцати двух, не больше, также чрезвычайно красивой наружности. Светлые волнистые волосы, лучистый взгляд, полуулыбка. Киноартист, не меньше! Почему Макс подумал, что это киноартист? Наверное, потому что снимок сделан в театре.

На следующем, зимнем, фото – Ираида в шикарной шубе у входа в архив (это можно было понять по надписи, часть которой заслонили люди на фото: «Центральный гос…ив Октябрьской рев…», то есть Центральный государственный архив Октябрьской революции… м-да…), тот же мужчина, что на предыдущем снимке: такой же красивый, смеющийся, держит в руке шапку ушанку (снег падает на его волнистую шевелюру) и женщина, которую мужчина поддерживает под локоть. Женщина тоже в шубе – белоснежной, как снег. Такие шубы в те годы могли себе позволить только очень непростые люди! Не богатые (в Советском Союзе, как известно, богатых не было), а именно, непростые – чиновники высокого уровня, дипломаты, знаменитые артисты, политики. Женщина стоит в профиль, прижимается к мужчине.

– Рассмотрели? – спросила Ираида.