Что вдруг

Нервная, очень подвижная, она все делала красиво: красиво курила, красиво садилась с ногами в большое кресло, красиво брала чашку с чаем, и даже в ее манере слегка сутулиться и наклонять вперед голову, когда она разговаривала стоя, было что-то милое и женственное. Костюм ее был очень модный, и свои черные волосы она, очевидно, красила, так как под лампой они имели какой-то неестественно-красноватый оттенок.

Дома Светлана ходила в широком и коротком белом платье, стянутом в талии толстым шнурком. Гибкая и подвижная, она в этой свободной одежде умела как-то особенно удобно сидеть и лежать на своем большом диване, покрытом шкурами белых медведей. И как легко и быстро меняла она свои позы, так менялось и выражение ее нервного лица.

На молодежь она мало обращала внимания. Все это были, вероятно, свои люди, часто к ней приходившие и привыкшие беспрекословно исполнять все ее фантазии и капризы. Двое из них были явно в нее влюблены, и это сразу можно было заметить не столько по их словам и взглядам, сколько по их молчанию и мрачному виду.

Светлана постоянно к кому-нибудь прислонялась. Может быть, это происходило отчасти от ее физической слабости, но она почти не могла стоять или сидеть одна: сидя, она прижималась плечом или головой к соседу, стоя, брала его под руку и прижималась к нему вся, всем своим легким телом. Но и в этой привычке, сначала казавшейся странной, было что-то наивное и милое.

…с ней одинаково легко было и говорить, и молчать. Она обыкновенно усаживалась с ногами на большой диван в углу, <…>, курила, кокетничала и болтала все, что приходило в голову.

…много читала и часто удивляла <…> неожиданной определенностью своих суждений. Она была очень любознательна, но была также и любопытна, и любопытство было у нее какое-то детское. Ее интересовало непосредственно то, что она вот сейчас видела или слышала, интересовало все новое, неизведанное, особенное, если оно было рискованным.

– Я не тщеславна. Я слишком ленива для этого.

– Если бы еще у меня был хоть какой-нибудь талант. А одна красивая внешность, – что она может дать? Меня очень часто мучает мысль, что я не могу отплатить людям тем же, что они мне дают. Люди умные, талантливые, стоящие выше меня. Я ничего не даю им. И ничьей жизни я не украсила уже потому, что никому никогда не дала счастья. Вы нечаянно затронули мое больное место. Вы знаете, что многие мне самой задают этот вопрос. Какая нелепость! А ведь если бы я полсуток стучала на пишущей машинке, никому бы в голову не пришло спрашивать, зачем я живу на свете.

Какое нелепое зрелище представляла бы собой Светлана, если бы сидела за пишущей машинкой со своими удивительными руками и ногтями. Нет, пусть украшает собой вернисажи и первые представления, пусть лежит на медвежьих шкурах, дразнит мужчин своими глазами, пусть вдохновляет влюбленных в нее поэтов и художников.

– Много людей признавалось вам в любви, Светлана Дмитриевна? <…>

– Много. Но я никого из них не любила <…> Потому что в них не было главного, что мне нужно в мужчине, – не было большого ума⁴⁵.