Что за рыбка в вашем ухе? Удивительные приключения перевода

Предсказатель

Исканьем духа теребим,

В пустыне мрака я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
Перстями легкими как пух
Зениц касаться начал дух:
Разверзлись вещие зеницы,
Как у рванувшей в страхе птицы.
Ушей едва касался дух,
А шум звенящий лился в слух:
И внял я неба трепетанье,
И вышний ангельский призыв,
И гад речных глубинный всплыв,
И ветви сникшей замерзанье.
И дух к устам грешным приник,
И вырвал лживый мне язык,
Лукавый, праздный и напрасный,
И жальце змея-мудреца
В уста замершие лица
Дух вставил, длань запачкав красным.
Затем рассек мне саблей грудь,
Трепещущее сердце вынул,
И угль, чье пламя не задуть,
В разверзшуюся грудь задвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
Всевидца глас меня призвал:
«Встань, предсказатель, виждь и внемли,
Завет всевышний сам радей,
И, надзирая сверху земли,
Речами жги сердца людей».

Переводчики разных языков, работающие в разных культурных сферах — манга, субтитры, политические лозунги, экспериментальная литература, стихи и стишки, — сталкиваются с жесткими формальными ограничениями и преодолевают их. Более того, сами по себе формы часто переносятся из одних исторических, лингвистических и культурных рамок в другие. Вот почему неразумно объявлять что-либо невозможным. В переводе невозможно только то, чего еще не сделали.

Менее предубежденный подход к пониманию того, что делают переводчики, — пристальнее всмотреться в успешные переводы жестких форм. Улучшил ли Гилберт Адэр Эдгара По? Как получилось, что сильно разбавленная версия онегинской строфы, которую Адриана Якобс использовала для перевода сделанной Майей Арад имитации Викрама Сета, который в свою очередь имитировал перевод стихов Пушкина, выполненный Чарльзом Джонсоном, отчасти воскрешает легкость и радость юности Онегина? Как удалось Антее Белл сделать Астерикса по-английски еще смешнее, чем по-французски? И как вообще можно было подумать, что стихотворный перевод стихов невозможен? На самом деле совсем наоборот. Когда приходится обращать внимание не на один аспект высказывания, когда ум занят многоуровневыми задачами поиска соответствия — в родном языке находятся ресурсы, о которых не подозреваешь.

Конечно, стопроцентных совпадений не бывает — мир устроен не так. Но утверждать, что форму перевести невозможно, на том лишь основании, что это еще ни разу не было сделано абсолютно безупречно во всех отношениях, так же неразумно, как утверждать, что высококачественное шитье «математически невозможно», потому что у вас никогда не было костюма, который бы идеально сидел.

13. Принцип выразимости: что невозможно сказать, невозможно и перевести

Не найдя своего чемодана на багажном транспортере аэропорта, расстроенный пассажир идет к столу обслуживания авиакомпании и жалуется, что его багаж пропал. Дежурный вполне резонно просит представить доказательство, например багажную квитанцию, и подробное описание пропавших вещей, чтобы их было легче найти.

Утверждая, будто поэзия непереводима, стоило бы следовать примерно такой же процедуре. Конечно, стойка регистрации для поэтических эффектов не предусмотрена, поэтому квитанцию взять неоткуда. А вот представить описание пропавшего стоит. Если описания нет, то говорить, что нечто под названием «поэзия» пропало, — все равно что заявлять авиакомпании, что потеряли багаж, у которого нет никаких идентифицирующих признаков. Вряд ли от этого будет толк.

Читатель, заявляющий, что при переводе пропала поэзия, тем самым утверждает, что у него есть оригинал (в котором поэзия есть) и перевод (где ее нет). Иначе нельзя жаловаться на пропажу, а тем более объявлять, что пропала именно поэзия.

Чтобы утверждать, что при переводе с одного языка на другой пропала поэзия, недостаточно просто хорошо знать оба языка. Претензии будут убедительными, только если вы настолько хорошо знаете языки и их поэтические традиции, что способны почувствовать весь букет поэтических эффектов в обоих. Мало кто удовлетворяет этим условиям, но сам по себе такой тест вполне разумен.