Что за рыбка в вашем ухе? Удивительные приключения перевода

На самом деле чем больше читать на каком-то языке, тем сложнее найти обширный текст, полностью написанный на нем одном. В прошлом году я с удовольствием прочел два романа, которые это иллюстрируют. Роман Майкла Чабона The Yiddish Policemen’s Union[108] — это увлекательная фантазия о колонии говорящих на идише жителей современной Аляски. Английский диалог персонажей как бы представляет собой перевод с идиша или, точнее, с воображаемой версии идиша, обогащенного полувеком жизни и развития языка на американской почве. Текст Чабона — это удивительный гибрид реального и воображаемого языков, полный языковой игры, и его перевод на любой другой язык вряд ли можно считать переводом только с одного английского. Аналогичным образом в романе Упаманью Чаттерджи English, August[109] языковой портрет главного героя Агастья, прозванного в английском интернате Августом, создается за счет примеси хинди и бенгали к стандартной версии литературного английского. Любознательный читатель, владеющий только английским, может с помощью этого романа выучить несколько слов на бенгали и хинди, точно так же как читатель рассказов Джуно Диаса может усвоить солидную долю испанского из его гибридных текстов на «спанглише». Однако Толстой, Бальзак, Чабон, Чаттерджи, Диас переключаются с одного языка на другой не ради обучения читателей иностранному языку. Они это делают потому, что чередование языков (называемое в некоторых исследованиях «сменой кода») характерно для всех видов использования языка.

У меня был друг, который руководил отделением банка в сельской глубинке на юго-западе Франции. Разговаривали мы с ним всегда по-французски, но, встречая меня на улице или в поле, он неизменно начинал со слов Peace and love[110], которые произносил как pissanlerv. В те же времена я был знаком с шотландским доктором, который поторапливал своих детей словами the tooter the sweeter, объединяя tout de suite[111] с чем-то вроде the sooner the better[112]. Оба моих знакомых говорили на одном языке (французском и английском соответственно) и одновременно на другом (английском и французском соответственно).

Обычно считается, что при переводе используются только два языка: L1 и L2, или язык оригинала и принимающий язык. Однако, как мы видим, в оригиналах зачастую встречается бо́льшая или меньшая доля L3 — языка, который не относится ни к той, ни к другой категории традиционной переводческой пары. Когда L3 совпадает с L2 (как в случае перевода «Войны и мира» на французский), он неизбежно стирается, но если это не так (как, например, при переводе романа Чабона на шведский), то совсем не очевидно, как с этим справляться. Какими бы удивительными ни казались эти проблемы, они имеют отношение к переводу уже хотя бы потому, что нередко встречаются в обычной речи. Как бы мы ни были убеждены, что язык языку рознь и их не следует путать, на практике мы постоянно их смешиваем. Граница между, допустим, английским и французским гораздо более извилиста и туманна, чем можно подумать, судя по учебникам грамматики и словарям. А слова Sayonara[113], amigo[114]! могут официально и не считаться стандартной формулой прощания на английском, но мало кто из англоговорящих не поймет этого выражения.

19. Глобальные потоки: центр и периферия в переводах книг

Лондонское издательство Harvill Press было основано в 1948 году для публикации переводов высокохудожественных произведений, в первую очередь с восточноевропейских языков. К своему пятидесятилетию издательство с гордостью объявило, что им опубликованы английские переводы с сорока трех языков. Парижский издатель Исмаиля Кадаре на французском регулярно сообщает на обложках, что произведения албанского писателя переведены «более чем на сорок языков». Это те же самые языки? За небольшим исключением — да. В наше время существует всего около пятидесяти языков, между которыми более-менее регулярно происходит импорт и экспорт переводных книг{121}. Представляя лишь ничтожную долю языкового разнообразия мира, эти языки тем не менее охватывают значительную часть человечества. Ведь языки перевода, по необходимости, — это языки международного общения: на них читают (а зачастую и говорят) далеко не одни носители.