Видишь ли необыкновенную силу любви, как она делает одного непобедимым и многочисленным? При ней и один может быть во многих местах — один и тот же и в Персии, и в Риме. Чего не может сделать природа, то может любовь. Одной частью он будет здесь, а другой там, или, лучше, он весь здесь и весь там. А если он имеет тысячу друзей или две тысячи, то подумай, насколько еще увеличится его сила! Видишь ли, какое умножение производит любовь? Чудно, в самом деле, то, что из одного она делает тысячу! Для чего же мы не приобретаем этой силы и не утверждаем себя в безопасности? Любовь лучше власти и всякого богатства, она дороже здоровья и самого света, она — основание благодушия. Доколе мы будем ограничивать любовь одним или двумя?
Возьми себе урок и из противного. Пусть кто-нибудь не имеет ни одного друга (что служит знаком крайнего неразумия, потому что только глупый скажет: «Нет у меня друга») — какова будет жизнь его? Хотя бы он был чрезвычайно богат, хотя бы в довольстве и роскоши, хотя бы приобрел безчисленные блага, он бывает одинок и безпомощен. Между друзьями же не так, но хотя бы они были и бедны, они бывают богаче богатых. Чего кто-нибудь не посмеет сказать сам за себя, то скажет за него друг, чего не может доставить сам себе, того достигнет через другого и даже гораздо более того. Таким образом, дружба будет для нас основанием всякого удовольствия и всякой безопасности.
В самом деле, невозможно потерпеть какое-либо зло тому, кто охраняется столькими оруженосцами. И царские телохранители не так бдительны, как эти: те охраняют по нужде и страху, а эти по доброжелательству и любви, любовь же гораздо сильнее страха. Притом царь боится своих стражей, а человек, имеющий друзей, больше надеется на них, чем на себя, и при них не боится никого из злоумышляющих. Будем же приобретать этот товар, — бедный, чтобы иметь утешение в бедности, богатый, чтобы в безопасности владеть богатством, начальник, чтобы безопасно начальствовать, подчиненный, чтобы иметь благосклонных начальников.
Это — повод к снисходительности, это — основание кротости. Ведь и между зверьми те особенно жестоки и неукротимы, которые не живут стадами. Потому-то мы и живем в городах и имеем площади, чтобы общаться друг с другом. Это и Павел повелел, говоря:
«Что же, — скажешь, — монахи и те, которые заняли вершины гор?» И они не без друзей. Они удалились от шума городского, не имеют многих товарищей, единодушных с ними и искренно привязанных друг к другу. Для того они и удалились от мира, чтобы достигнуть этого. Так как препирательство о делах производит многие распри, то они, удалясь от мира, с великим усердием упражняются в любви.
«Что же, — скажешь, — если кто будет один? Ужели и он имеет безчисленных друзей?» Я желал бы, конечно, видеть, если возможно, чтобы и отшельники жили вместе, но и теперь да будет непоколебима дружба. Ведь не место делает друзьями. И у них есть много почитателей, но их не почитали бы, если бы не любили. Да и они, со своей стороны, молятся обо всей вселенной, а это служит величайшим доказательством дружества. Потому-то и в таинствах мы лобзаем друг друга, чтобы нам, многим, быть едино, и о непосвященных совершаем общие молитвы, молимся о больных, о плодах вселенной, о земле и море.
Видишь ли всю силу любви в молитвах, в таинствах, в увещаниях? Она — причина всех благ. Если мы будем усердно держаться ее, то и настоящее хорошо устроим, и достигнем Царствия, которого да сподобимся все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым слава Отцу со Святым Духом во веки веков. Аминь.
О примирении с врагами[64]
Сколько зла происходит от раздражения и гнева! И, что особенно тяжело, когда мы находимся во вражде, то не хотим сами положить начало примирению, но ожидаем других; каждый стыдится прийти к другому и примириться. Смотри, разойтись и разделиться не стыдится, напротив, сам полагает начало этому злу, — а прийти и соединить разделившееся стыдится, подобно тому как если бы кто отрезать член не усомнился, а срастить его стыдился.
Что скажешь на это, человек? Не сам ли ты нанес великую обиду и был причиной вражды? Справедливость требует, чтобы сам же ты первый пришел и примирился, как бывший причиной вражды. Но если другой обидел и был причиной вражды? И в этом случае следует начать примирение тебе, чтобы тебе больше удивлялись, чтобы тебе иметь первенство как в одном, так и в другом: как не ты был причиной вражды, так не тебе быть и причиной ее продолжения; может быть и тот, сознав вину свою, устыдится и вразумится.