Что знал Сталин

Эти разговоры, все из которых указывали на возможность нападения Германии на Советский Союз, были переданы руководству страны. Например, 26 апреля есть запись о встрече немецкого офицера с неизвестным, по своей речи и манерам поведения похожего на агента, которого немец опрашивает после выполнения задания. Офицер говорит: «Мы должны иметь информацию по дивизиям. У нас она есть, но она недостаточна ‹…›. Что касается России, то здесь мы не встретим больших трудностей». Далее агент заявляет, «что прошлым вечером развлекал русских военно-морских офицеров у себя дома, и они ему сказали, что теперь немцы объявят войну». Немецкий офицер закончил беседу словами: «Я хочу вам дать одно маленькое поручение — проникайте прямо в воинские части и собирайте информацию».^[221] Затем, 31 мая состоялся разговор между Кёстрингом и словацким посланником. Кёстринг: «Здесь нужно провести какую-нибудь провокацию. Она должна быть проведена так, что какой-либо немец будет убит, и это приведет к войне». Это замечание могло способствовать страху Сталина перед провокаций со стороны немцев. Однако, более вероятно, что Кёстринг имел в виду способ, который Гитлер придумал, чтобы начать войну с Польшей. Тогда эсэсовцы, переодетые в польскую форму, напали на радиостанцию на территории Германии.^[222]

Однако 18 мая Немецкий отдел представил выписки из подслушанных разговоров 13 и 15 мая, в которых немецкие офицеры заявляют абсолютно ясно, что они вскоре ожидают начало войны с Советским Союзом. Один говорит: «По мнению русских, у нас расшаталась дисциплина в войсках ‹…›, но они ‹русские› совершенно не думают о том, что мы знаем, что делаем ‹…›. Генерал, нам нужно начинать войну». Второй собеседник комментирует: «Правда, многие говорят, что атака у русских очень плохо разработана. Это их больное место. Поэтому наши войска должны быть брошены в стремительную атаку. Тогда уж русские войска будут смяты ‹…›. Я думаю, что русские будут кусать пальцы, когда мы появимся нежданно-негаданно». Выборка кончается следующими словами: «‹…› то дело, о котором мы говорим, должно остаться в абсолютной тайне ‹…›. Русские, конечно, будут застигнуты врасплох ‹…›. Мой визит в Генеральный штаб Красной Армии показал мне, что они ничего не подозревают».^[223]7 июня Немецкий отдел сделал расшифровку, датированную 5 и 6 июня. Обе содержат комментарии, отражающие немецкие планы нападения на СССР. Последняя строчка расшифровки от 5 июня звучит так: «Москву нам нужно совершенно отрезать от Ленинграда». 6 июня эти замечания были услышаны: «Если мы будем применять здесь в большом количестве истребители, то нам понадобится восемь недель…». Ответ: «…У русских было почти два года передышки».^[224]

Конечно, имелись микрофоны, установленные в помещениях посольств и других стран. Расшифровка из финского посольства от 12 мая, взятая вместе с информацией из резидентуры Первого управления в Хельсинки (см. главу 9), не должна была оставить никакого сомнения в мозгах советского руководства, что финны будут сотрудничать с немцами в их войне против СССР. Финский чиновник, выступая 12 мая, заявил: «Мы должны стоять на стороне Германии, так как она единственная великая держава, которая близка к нам».^[225]

Микрофоны продолжали предоставлять своевременную информацию, подкрепленную агентурными сообщениями об эвакуации штата посольств, когда война стала приближаться. 11 июня агент Третьего — Английского — отдела Второго управления сообщил, что британское посольство получило телеграмму из Форин Офис в Лондоне, с приказом подготовить эвакуацию посольства в течение семи дней. Вечером 11-го в подвале посольства уже шло полным ходом сожжение документов. 18-го была получена дополнительная информация в отношении эвакуации членов Британского посольства и их семей, а также и тридцати четырех членов германского посольства. В рапортах о следующей волне отъездов из Германского, Итальянского, Румынского и Венгерского посольств отмечалось, что дипломаты, нарушая установленный порядок подачи заявлений в «Интурист», сами звонили по телефону и просили устроить любые места, не позднее 19 июня.^[226]19 июня Четвертый — Итальянский — отдел представил информацию по положению в Итальянском посольстве. Посол Аугусто Россо посетил посла Германии Фридриха Вернера фон дер Шуленбурга, который сказал, что хотя он не имеет конкретной информации, но полагает, что война неизбежна. Вернувшись в свое посольство, Россо сначала послал телеграмму жене в Токио, сказав ей отложить возвращение в Москву. Затем он продиктовал телеграмму в Рим, запросив, что будет делать Италия в случае конфликта между Германией и СССР. Он также запросил инструкции о том, что делать с итальянской собственностью и документацией.