Чтоб никогда не наступала полночь

– Возможно, его существование – дело прошлое.

– Уолсингем поручил мне выследить этого человека – в надежде, что новый взгляд приметит то, чего не приметил он сам. И вот теперь он мертв.

Сообразив, к чему Девен клонит, Бил прекратил шуршать бумагами.

– Девен, – с явной осторожностью выбирая выражения, заговорил он, – в последнее время сэр Фрэнсис очень… был очень нездоров. Вспомните его прошлогоднее отсутствие. Все это – вовсе не новые обстоятельства, возникшие непонятно откуда в течение последнего месяца.

– Но если неизвестный игрок еще здесь, рядом, и вправду замешан в ирландские дела…

– «Если, если», – не без раздражения откликнулся Бил. – Я не уверен ни в том, ни в другом. Ну, пусть даже вы правы – тогда отчего бы ему не уничтожить вас? В конце концов, это же вы влезли в неприятности вокруг Перрота по самые брови! Если уж кто и раскроет тайну неизвестного игрока, то только вы.

– Я о себе не столь высокого мнения, чтобы считать себя опаснее самого Уолсингема, – хмыкнул Девен. – Если б загадку разгадал не я, а кто-нибудь другой, ответ все равно попал бы к сэру Фрэнсису.

Бил поднялся, обошел стол и стиснул пальцами плечи Девена.

– Майкл, – негромко, но твердо сказал старик-секретарь, – я понимаю: считать, будто некто отравил или проклял сэра Фрэнсиса, что повлекло за собою его безвременную смерть, много легче. Но он был болен, причем нередко гнал болезнь прочь, полный решимости продолжить труды, а такое не может продолжаться вечно. На сей раз Господь решил, что время его вышло, вот вам и все объяснение.

Ладони Била на плечах всерьез угрожали Девенову самообладанию. Какой-то месяц назад он видел перед собой блестящее, интересное будущее, коему придавали цель и смысл покровитель и молодая жена. Теперь в его будущем не стало ни того ни другого.

Остался лишь долг – долг перед господином главным секретарем.

Шагнув назад, Девен высвободился из Биловых рук. Голос его зазвучал тверже и ровнее, чем он ожидал:

– Несомненно, вы правы. Однако все это не дает нам ответа на вопрос о неизвестном игроке. Вы не знаете, здесь ли он до сих пор, но и с уверенностью утверждать, будто он исчез, вы тоже не можете. Я собираюсь это выяснить. Вы мне поможете?

– Чем смогу, – поморщившись, отвечал Бил. – Со смертью сэра Фрэнсиса дела пришли в такой беспорядок… Чтоб сохранить плоды его трудов, приобретенных им агентов и осведомителей, я должен найти того, кто взвалит весь этот груз на свои плечи.

Эти слова разогнали туман уныния, окутавший Девенов разум. Правда, об этом он еще не думал, но Бил был абсолютно прав: использовать людей Уолсингема как подобает смог бы лишь человек, занимающий высокое положение в Тайном Совете.

– У вас уже есть кто-либо на уме?

– Да, Берли начал прощупывать почву, чего я вполне ожидал. Но и Эссекс со своей стороны выразил интерес.

Девен понимал, что это неучтиво, однако ж не сдержался и фыркнул.

– Эссекс? Для разведывательной работы у него маловато терпения.

Да и ума.

– Истинно так. Но он женат на дочери сэра Фрэнсиса.

– Что?

Бил тяжело вздохнул и вновь опустился в кресло.

– Втайне. Не знаю, когда это произошло, не ведаю, знал ли об этом сэр Фрэнсис… но Эссекс сообщил мне об этом в расчете на укрепление своей позиции, – сказал он, поднимая на Девена усталый взгляд. – Только не проговоритесь о сем королеве.

– И рисковать, что в меня запустят туфлей? Ну уж нет!

Одному Господу ведомо, как и отчего Эссекс стал фаворитом Елизаветы после смерти своего отчима, Лестера. Да, привязанность королевы понять было несложно: ей далеко за пятьдесят, а Эссексу не исполнилось и двадцати пяти. Однако в искреннюю любовь Эссекса к королеве Девен не верил. Мудростью и политической прозорливостью Елизаветы можно было восхищаться до сих пор, но вот ее красотой – это вряд ли, а между тем Эссекс не принадлежал к тем, кто способен полюбить в женщине ум. Стало быть, и любовь его продлится ровно до тех пор, пока фавор приносит ощутимые выгоды.

– К несчастью, – продолжал Бил, – когда все необходимое будет сказано и сделано, я не смогу передать преемнику все целиком, пусть даже Берли либо Эссекс уступят место другому. Слишком уж многое, не будучи доверено бумаге, хранилось только в голове сэра Фрэнсиса. Все его осведомители неизвестны даже мне.

Этому горю Девен помочь не мог. Действительно, всеми своими секретами Уолсингем не делился ни с кем, а без могущественного покровителя сам Девен не имел никакого хоть сколь-нибудь ощутимого политического веса. Отныне к фавору и высоте положения придется пробиваться, как только возможно.

Если только…

Если Уолсингем был прав и неизвестный игрок время от времени имеет прямой доступ к самой королеве, Елизавета наверняка знает, кто он таков. Однако довольна ли она сложившимся положением? Памятуя о ее отвращении к действиям по указке советников, нет. И если Девен, узнав, кто это, сумеет воспользоваться сим знанием, чтобы лишить его влияния…

Да, в красоте ему с Эссексом не равняться. Но ведь ему и не хочется взваливать на себя бремя фаворита Елизаветы. Все, что ему нужно – ее благоволение.

И такая победа вполне может в этом помочь.