– В таком случае я стану вашей должницей, мадам, – машинально откликнулась Луна.
Отдых при свете, на мягком табурете, разогрел окоченевшие мускулы разума. Теперь она вспомнила, как может расплатиться с этаким долгом.
И всею душой надеялась, что у посланницы на уме нечто иное.
– Именно так, – пробормотала французская эльфийка. – Я знаю вас, леди Луна, хотя беседовать нам доводилось нечасто. У вас меж ушей отнюдь не пакля, в противном случае вы бы не прожили при дворе столь долгое время. И вы уже знаете, о чем я вас попрошу.
Луне отчаянно хотелось принять ванну. Казалось бы, в сравнении с ее политическими невзгодами немытое тело – сущий пустяк, однако эти обстоятельства одно от другого не зависели. Грязная, с сальными, неопрятными прядями волос, прежде серебряных, но теперь потускневших до серого, в эту минуту она чувствовала себя много ниже дивной француженки. Да, это значительно подорвет ее дух в грядущих переговорах, однако она сделает все, что только сможет.
– Моей королеве, – ответила Луна, – тоже известно, о чем вы меня попросите. Предать ее? Нет. Ведь меж ушей у меня отнюдь не пакля.
Но мадам Маллин отмела сии возражения небрежным взмахом изящной руки.
–
– Из этого,
– Но птичка уже улетит,
При помощи броши с черным бриллиантом Инвидиана могла бы проделать и такое. Но нет, Луны она ею не касалась, и посему слова посланницы были не лишены логики. К тому времени, как Луну казнят, сведения уже окажутся переданы, а на такое непозволительное нарушение протокола, как убийство зарубежного посла на английской земле, пожалуй, не решится даже Инвидиана. Разумеется, она нередко гнула законы политики и дипломатии в нужную сторону, да так, что те начинали кровоточить, но откровенное их нарушение, да еще во время подобных переговоров, навлечет на королеву гнев такого альянса, против которого Халцедоновому Двору не выстоять ни за что.
Конечно, доверять собственную жизнь столь тоненькой нити – немалый риск. Но что еще остается? Казнить ее Инвидиана может в любом случае. Или, что еще хуже, забудет о ней. В один прекрасный день дверь больше не отворится, и Луна начнет угасать, обращаться в ничто, одна, в темноте, оплакивая каждый день последних лет жизни среди этих каменных стен.
– Я готова к переговорам, – сказала она.
–
– Нет, – прервала ее Луна, едва французская эльфийка подняла руку, чтоб снова позвать слугу. Поднявшись, она одернула юбки. Порыв отряхнуть с них грязь пришлось сдержать: сие ничему не поможет – напротив, послужит свидетельством ее слабости. – Вначале вы обеспечите мне свободу, а вот затем я расскажу, что знаю.
От этого выпада улыбка посланницы мигом лишилась всяческой теплоты. Впрочем, удивляться тут было нечему: недоверие и подозрительность при Халцедоновом Дворе – что твой хлеб насущный. Вдобавок, в ответ она разыграла ту же самую карту:
– Но, кто поручится, что я получу свое после того, как вы освободитесь из этой темницы?
Разумеется, Луна не ожидала от столь прямолинейного трюка успеха, однако попробовать стоило.
– Кое-что я расскажу сейчас, а остальное – после освобождения.
Мадам Маллин задумчиво поджала полные губы.
– Рассказывайте, и я позабочусь, чтобы вас поместили в более удобную темницу, а после двинемся дальше.
Да, иного выхода не было. Разве что поручиться собственным словом… однако часть сделки со стороны Луны по необходимости была слишком расплывчата, чтоб это сработало должным образом.
– Хорошо, на том и порешим.
В темнице вновь появились слуги. Один из духов разлил вино, другой с низким поклоном подал Луне тарелку спелого винограда. Пришлось заставлять себя есть неспешно, будто без особого аппетита. Переговоры еще не завершились, и Луна по-прежнему не могла позволить себе никаких проявлений слабости.
– Итак, морской народ, – заговорила она, едва слуги с поклонами отступили и замерли у стен. – Если назвать их дивными, они оскорбятся. К тому же, говоря откровенно, я даже не знаю, дивные ли они на самом деле. Но этот вопрос – для философских дискуссий; я же отправилась к ним по делам политическим.
– Да-да, по поводу Армады испанских смертных, – кивнула мадам Маллин.