Чтоб услыхал хоть один человек

Я так устал, что до сих пор никак не могу выспаться, но сегодня утром приходил гость и мы с ним долго разговаривали. Поэтому задержался с письмом. Нет сил даже стихи писать. (…)

Никак не мог оторваться от винограда, который ты дал мне в дорогу, всё ел и ел. Наконец, доев последнюю гроздь в Тацуоке, вздохнул с облегчением. Персиков хватило до Йокогамы. На уголке туристского проспекта я написал такое трёхстишие:

Отправляя в рот виноград,
Я сочиняю стихи
О холодящем душу осеннем ветре.

Видимо, я не излечился от дурацкой болезни стихотворства.

В Киото в ресторане отеля меня угостил обедом какой-то странный господин. Мало того, купил мне ещё и сандвичи на завтрак в поезде и пачку «Сикисимы»[186]. Мы немного поговорили об искусстве, о литературе. Расставаясь, я спросил, как его имя. Вначале он не хотел отвечать, назвавшись «бродягой», но в конце концов написал на клочке бумаги: Китагаки Дзюдо-коро. «Хорошо, что молодёжь такая настойчивая. Хорошо, что в своих помыслах она так настойчиво готова на всё», – сказал он. Потом, обращаясь к нему, метрдотель назвал его бароном. Это был высокий человек в сюртуке, лет под сорок.

Выпив с ним мятной настойки, я в поезде никак не мог заснуть. Со мной заговорил сидевший рядом юноша, по виду студент. Низкорослый, с заурядным лицом. Побеседовали немного о музыке. Не помню, почему именно о музыке. Юноша заговорил о Шопене. Он сказал, что прелесть ноктюрнов Шопена состоит в том, что на паузы оказывают влияние оба звука: и предыдущий и последующий. Посмотрев на визитную карточку, которую он мне дал, я увидел, что это Такаори Миядзи. Я вспомнил, что этот юноша вместе с Шольцем играл ноктюрны Шопена. Среди студентов, окончивших в прошлом году консерваторию, он самый способный пианист.

Эти мои случайные встречи с двумя необычными людьми оказались очень интересными. Они были в чем-то совсем не японцами.

Когда я вернулся домой, меня уже ждал Ампель.

Всем привет. В первую очередь передай его всеми нами любимой Кан-тян. (…)

ПИСЬМО МАЦУОКЕ ЮДЗУРУ

8 сентября 1915 года, Дзуси

Благодаря Сэйти Нарусэ я теперь каждый день ем груши, купаюсь в море, читаю по две-три странички. Лучше, пожалуй, сказать: не просто купаюсь в море, я купаюсь, чтобы меня обжигали медузы. Я умён, и поэтому медузы меня щадят, а вот Нарусэ, заходя в море, не смотрит, куда ступает, да к тому же парень он привлекательный, и медузы влюбились в него, поэтому он весь в ожогах – и грудь, и живот. Я его лечу спиртовыми примочками.

Рю

ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ

20 сентября 1915 года, Табата

Со времени нашей последней встречи я живу тихо и спокойно. В университет с этого семестра хожу только четыре раза в неделю – по вторникам, четвергам, пятницам и субботам во второй половине дня. Поэтому у меня масса свободного времени. Но не даёт покоя дипломная работа. Меня она очень беспокоит. Ну ничего, всё как-нибудь образуется.

В книге Тоде я увидел репродукцию фресок Микеланджело в Сикстинской капелле. Они мне очень понравились. Нет, сказать «понравились» – значит ничего не сказать. Лучше, пожалуй, назвать это потрясением. Мне они показались просто непревзойдёнными. Во всяком случае, сейчас ни один человек не волнует меня больше, чем Микеланджело. Если бы такой человек и мог найтись, им был бы Рембрандт. Очень хорошо, что я достал color reproduction[187] написанного им портрета второй жены. Говорят, что когда Рембрандт разорился, то продал свой автопортрет всего за три пенса. А сейчас любая репродукция его картины стоит дороже. За ним следует Гойя. Мне нравится его «Донна Изабелла». Эти великие художники прозвучали для всего человечества трубным гласом, возвещающим о Страшном суде, – так они поют свою песню.

Можем ли мы жить спокойно и безмятежно? С недавних пор гении кружат нам голову.

Рю

ПИСЬМО АСАНО МИТИДЗО

9 октября 1915 года, Табата

Оцука-сэнсэй, читая лекции об Уайльде, рассказал немного об «House of Pomegranates»[188]. Если тебе эта книга уже не нужна, не занесёшь ли ты мне её как-нибудь? Очень прошу.

ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ

3 декабря 1915 года, Табата

Долго не писал тебе. У меня была очень срочная работа. Не дипломная, другая. За диплом я возьмусь первого января, постараюсь закончить к концу марта, а в апреле перепишу начисто – таковы мои планы. Плохо, что я ещё не имею text[189].

С желудком не особенно хорошо. Хотя выгляжу неплохо.