Читаем Чтоб услыхал хоть один человек полностью

Чтоб услыхал хоть один человек

Сейчас я читаю «Войну и мир». Это огромное произведение, и поэтому охватить его в целом я ещё не смог. Но та часть, которую я прочёл (хотя она и достаточно велика), захватила меня настолько, насколько может захватить часть произведения. Из персонажей я особенно полюбил князя Андрея. Прекрасно выписаны и отец, и сестра Андрея. Андрей возвращается, когда все уже считают его погибшим, и в момент возвращения умирает от родов его жена. Это место поистине прекрасно. Так же прекрасно место, где Андрей, сражённый под Аустерлицем, смотрит на небо. Но первое всё же лучше. Я не могу представить себе, что был человек, написавший подобное. В Японии такое не под силу даже Нацумэ.

Можно ли не впасть в пессимизм оттого, что у русских писателей раньше, чем в Японии, появилось такое произведение, как «Война и мир»! Да и не одна «Война и мир». Будь то «Братья Карамазовы», будь то «Преступление и наказание», будь то, наконец, «Анна Каренина» – я был бы потрясён, если бы хоть одно из них появилось в Японии.

Я совсем пал духом – столько мне предстоит сделать. Одних книг для диплома нужно прочесть массу (не говоря о самих текстах). Темой диплома я выбрал «W. М. as Poet»[190]. Я хочу в Poems[191] выявить духовную жизнь Morris[192], но не знаю, что у меня из этого получится.

Все Personal study[193] начинают reduce[194] действия, слова, идеи, чувства человека, ставшего gegenstand[195] этому. Другими словами, начинают с вскрытия сущности внешних явлений. Я имею в виду органическое соединение всех фактов в единое целое. Вопрос в том – как создать это единое целое.

В последнее время вспоминаю иногда Мацуэ. Спокойную морскую гладь и над ней необъятное небо. Крохотный пароходик, который скользит по воде под этим небом, направляясь, скорее всего, в Фурууру. Эти воспоминания вселяют покой в моё сердце. Я действительно испытываю полный покой. Особенно когда обращаю взор к тому небу и морю. Молю, чтобы моя жизнь была такой же спокойной, как тогда.

В Табате все деревья пожелтели. Вечерами пахнет осенью. (…)

В храме Отацудзи, где могила Сики, уже пожелтели гинкго и лишь фотинии живой изгороди и криптомерии остались темно-зелёными. Кругом всё жёлтым-жёлто. Я вижу, как по дороге едет повозка с корзинами жёлтых хризантем. Скрипят колеса. Слышится детская песенка, которую поют, когда подманивают красных стрекоз (прислушавшись, я понимаю, что это совсем другая песня. Странная песня о плывущих по небу облаках). (…) Верещат сорокопуты (временами их слетается великое множество). И снова тишина. Иногда совершаю прогулки в Одзи. (…)

Даже в простых чувствах заключается бесконечное vanity. А те, кто воспевает эмоции как нечто непознаваемо сложное, обыкновенные буржуа. Характер человека, окружение и все остальные явления modify[196]. В какой-то момент возникают вдруг удивительные чувства, эмоции. Познать, как это происходит, не дано ни науке, ни искусству. Нужно только жить, только обогащаться опытом.

Я заканчиваю письмо в волнении, охватившем меня, когда я начал его писать – даже не представлял, что это произойдёт. Оно прохватило меня точно порывом ветра. Мне кажется, мою голову пронзают огненные стрелы. Меня влечёт любовь к людям и в то же время стремление к одиночеству, и я всё время слышу голос: «Что же делать, что же делать?» Сейчас все куда-то разъехались. Мне бы хотелось, замерев на десятилетие, на столетие, потом увидеть всё как нечто «застывшее, как нечто стабильное, хотя беспрерывно текущее». Не знаю почему, но только мне кажется, что в моем сознании присутствует какое-то тёмное око. Оно внимательно оглядывает все, что меня окружает. Я боюсь потерять это ощущение. Боюсь потерять это око. Жалкое состояние.

Живи в мире и здоровье.

Рю

1916

ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ

15 февраля 1916 года, Табата

Недавно пару раз играл в карты у Цукамото[197]. Я был одним из тех приятных людей, которые собирались там. Но карты – занятие не по мне. Теперь не буду играть до самого Нового года. В последнее время я почувствовал некоторую easiness[198]. Радуюсь, что подходит к концу огромная работа, висевшая на мне. Перевод тоже закончил. Думаю, мне удастся жениться на Фуми-тян[199]. Недавно тётушка, с которой я живу, и тётушка из Сибы ходили вдвоём на смотрины. Кажется, обе вернулись с good opinion[200]. А может быть, просто стесняются ругать её при мне. У меня же самого ещё более good opinion, чем раньше.

Вышел журнал, посылаю его тебе. Ни к одной из рукописей своих товарищей по журналу я не питаю никакого интереса. Доброжелательно отношусь к своим. Усилились холода. Вчера ходил в театр Итимурадза. (…)

Рю