Чудачка для пианиста

А вдруг в его кабинете сидит Саша, а вдруг я его увижу? Замотала головой.

— Извини, мне на ленту пора, опаздываю.

— Ты снова простужена? Лицо бледное, — вот же проницательный гад.

— Нет, у меня все хорошо. Спасибо! В среду буду, — я заулыбалась широко и смоталась из подвала.

Глава 25. Настя

И сумасшедшие дни утащили меня в вереницу проблем и забот. Я приезжала домой к девяти вечера и падала ничком на кровать, забываясь сном без сновидений. И так две недели. Каждый день. Ленты, индивидуальные, оркестр. Ах, да, и в субботу тоже, потому что у нас не вмещались основные уроки, и в Академии сдвигали занятия и на шестой день. А в воскресенье мы репетировали с «Eccentric» в гараже Тотошки программу для конкурса. Новый басист был слабеньким, приходилось до хрипа объяснять ему синкопы и ломанную ритмику. Это забирало у меня все оставшиеся силы. Я просто выключила себя из бытовой жизни и утонула в рутинной, но творческой суматохе.

— Настя, ты же выступаешь четырнадцатого? — в пятницу перед классом по аранжировке меня поймала Горовая. Она была непривычно приветлива со мной последнее время, это меня немного смущало. Я ведь ей никто, у нее взрослый сын есть. Зачем она со мной так возится?

Я коротко кивнула и покосилась на дверь. Кажется, Гроза уже вышел с больничного: на месте Алевтины сидел темноволосый мужчина. Девочки обступили его со всех сторон, и я не смогла увидеть лицо.

— Отлично, — Мила Васильевна коснулась моего локтя и окинула взглядом мои кудри. — Класс, нравятся твои завитушки. Ты мне тогда фонограмму принеси, я отвечаю за концерт.

— Я под гитару буду петь, — машинально ответила я и поежилась от странного холода между лопатками. Какое-то предчувствие давило изнутри, будто я занесла ногу над пропастью. Грудь сдавило кольцом, отчего раздраженные соски защипало. Хотелось почесаться, но я сдержалась и переступила с ноги на ногу.

Идите прочь, дурные мысли, у меня просто гормональный сбой, не более! Даже низ живота ныл, будто месячные на подходе.

— Что-то особенное? — классная чуть наклонилась вперед, а я снова покосилась в класс. Сердце бухало в груди, как ненормальное, заставляя морщиться.

— Да старенький романс, вам понравится, — ответила я и повела головой в сторону класса, мол, мне пора.

— Ой, беги, а то урок начался, — классная погладила мне плечо и подтолкнула ко входу. А потом вообще запихнула меня внутрь и сама вошла следом. — Александр Олегович, это я задержала Настю, извините.

А я не смогла дышать. Застыла, будто меня прошили тысячи игл.

На месте учителя сидел мой Саша.

Я даже дернулась назад, чтобы сбежать, а потом увидела в его глазах безразличие и сломалась. Руки и ноги стали ватными, язык не хотел шевелиться и даже «здрасте» получилось смазанным и сиплым. Саша показал на свободное место и опустил холодный взгляд в журнал.

Не узнал. Да и чего я ждала? Он был слишком пьян, а я до неузнаваемости разодета. Издевательство просто.

Или узнал, но показал, что не мешает личное с работой. От этого стало еще хуже.

Тошнота накатила с такой силой, что я приклеила ладонь к губам и, не чувствуя ног, рухнула на сидение. Получилось сильно громко, ребята повернули на меня осуждающие взгляды, а учитель приподнял голову. Темные волосы стали чуть длиннее и перекрыли высокий лоб. С моего места плохо было видно, но мне показалось, что под ними прячется свежий шрам.

— А пока опоздавшие прогульщицы у нас рассаживаются, — заговорил Гроза, — я хочу увидеть, что вы успели написать за недели моего отсутствия.

Шпилька в мою сторону. Будто в сердце ржавый гвоздь вонзил и провернул несколько раз. Только бы дышать получилось, остальное я как-то переживу.

— Изучали трио и квартеты, — поумничала Якина и состроила Саше глазки, когда протягивала ему ноты, нагибаясь так, чтобы он видел ее доступное декольте.

Меня дернуло от этого, вот бы прожечь в ее рыжей башке дыру. «Он — мой мужчина» — хотелось закричать, но я лишь сильнее сжала зубы и наклонилась над тетрадкой. Волосы упали на лицо, спрятав меня от всех за пушистой пеленой. Никто не заметил, как странички намокли от слез, а механический карандаш в руке беспомощно хрустнул и вышел из строя. Да, нужно быть разборчивей в случайных связях, но я же Чудакова, у меня не бывает иначе.

До конца ленты я сидела, как на раскаленных углях. Задержку никто не отменял, тошнота немного забылась от загрузки, но напоминала о себе по утрам и в забитых маршрутках. Нужно было сделать тест, но мне не хватало силы воли. Я все еще надеялась, что пронесет в этот раз.

Стараясь не привлекать к себе внимание, украдкой посмотрела на руки, что ласкали меня и… Саша стискивал мел в длинных пальцах и выцарапывал на доске нотный стан, а я не верила, что попалась в такую дурную ловушку. Он — мой учитель. Тот, с кем боялась встреч. Тот, кто поставил одиннадцать за «Вечную любовь», которую я писала с сорокоградусной температурой. Мы два месяца просто расходились, как в море корабли, чтобы столкнуться именно на вечеринке и совершить глупейшую глупость в нашей жизни. Это так жестоко. И так невероятно.