Чудачка для пианиста

— За что? — искренне удивился Гроза и приподнял густую бровь. В черных глазах плясали и искрились бесенята страсти, а руки настойчиво развели бедра в стороны.

— За совращение студенток, — парировала я, но тут же сдалась: повисла на его шее и разрешила посадить себя на учительский стол. Столешница заскрипела от моей тяжести, за спиной что-то грохнулось на пол. Плевать.

— Настя, а выходи за меня? — вдруг выдохнул Гроза и, кажется, вздрогнул от собственных слов. — Кто мешает нам попробовать стать настоящими супругами?

От его ласки и резких толчков пальцев внутри меня я не могла собрать себя до кучи. Слышала, что он говорит, но понимала с опозданием.

— Чудакова, ты меня пугаешь… — Саша прошептал в ухо и прикусил сережку.

— Это ласковый шантаж? — я почти упала назад от искристых щекоток под его пальцами, но меня крепко держали за спину. — Саш-ш-ша…

— Мое имя твоим голосом звучит невероятно приятно, — протянул он и задышал глубоко и шумно. И добавил очень тихо: — Ты не ответила. Выйдешь за меня?

Я задрожала от волнения и тепла, что прорастало в грудь и оплетало поясницу тугим горячим хомутом, брызгало острыми искрами вверх, в солнечное сплетение, и заставляло стонать.

— Мы спешим, Гроза… Ты спешишь. Это ведь не в шашки сыграть. Не будешь жалеть?

Пульс зашкаливал, проникновение становилось жестким, ритмичным, и я едва не сорвалась в сладкую пропасть, но Саша замер, оборвав накал. Осторожно вытянул пальцы и поцеловал меня в шею.

— Разве? — его голос садился, а на щеках разгорался красивый румянец. — У малыша должны быть родители: мама и папа. Официальные, настоящие. Кстати, ты тоже будешь Гроза, — Саша засмеялся и, раздвинув ноги, встал ко мне ближе. Расстегнул брюки с характерным «вжик». Завел мои ступни себе за спину и согрел своим теплом.

— А может, я не возьму твою фамилию? — я попыталась сказать связно, но мозг уплывал куда-то прочь и хотелось только поцелуев и мужской силы.

Саша почти коснулся губ и прошептал как-то низко и глухо:

— Ты не посмеешь.

— Да я еще не согласилась.

— Ладно, — держась ко мне совсем близко, отчего у меня сводило ноги и хотелось податься вперед, Саша провел кончиком языка по уголку рта, мягко скользнул внутрь на миг, а потом оторвался и прошептал, заставляя меня глотать слова: — Дам немного времени подумать.

А потом Саша просто сошел с ума. Он был осторожен, но напорист. Его каменное желание распирало и превращало меня в развратную и свирепую кошку. Я царапала его под рубашкой, кажется, оторвала пуговицу в пылкой тяге почувствовать бархатную кожу. Могла делать, что хочу, пока он не давал нам остыть и защищал меня от падения, придерживая и терзая спину и плечи.

Я пылала в его ладонях, трещала по швам от яростного языка во рту, что доставал немыслимых глубин и вытягивал из меня такие острые ощущения, что можно было умереть от наслаждения. В глазах Грозы серебрились отблески вечернего солнца, а на губах застывали мое имя и наша общая музыка — настоящий искренний дуэт душ.

Он моя тоника.

Я его доминанта.

Глава 52. Саша

На оркестре, куда мы опоздали, потому что не могли остыть, Настя бросала в меня кроткие взгляды из-под густых ресниц и мило краснела. Поначалу она пела осторожно, будто шла по тонкому льду, а потом закрыла глаза и ка-а-ак выдала: с драйвом, хрипотцой и такими высокими и пронзительными верхами, что я чуть со стула не свалился от восторга. И сердце забилось активней, а брюки снова стали тесны. Пришлось перекинуть ногу на ногу.

Одно только меня злило: смотрел на Малинку не только я, а еще два десятка парней из оркестра и Лёша. Другу я доверял, но чувство ревности все равно крутило внутренности и крошило зубы. С ума от Чудаковой схожу.

А как офигительно она пела «Happy» Вильямса. С точными движениями, задорной улыбкой и даже оборванной остановкой в конце и взмахом рук над головой. После коды оркестр взорвался аплодисментами, а Настя закусила губу и, смеясь, спрятала лицо под ладонями. Она пела не ради славы и успеха, а потому что жила этим.

Тем, чего мне не хватало, тем, чего я лишился после развода — ощущения и понимания, что музыка нужна, как воздух.

В супермаркете Чудакова веселилась и выбирала непривычные для меня продукты. Например, авокадо и маслины. Первое не представляю, как готовить, а второе — вкус не нравился. Или вот: ежевичный джем, кукурузные палочки с топленным молоком и армянский тонкий лаваш. Я такое никогда не ем, но разве мог отказать невесте?

Невесте! О Боже, что я творю? А если снова промахнулся? Вдруг это просто слепота, как в прошлый раз, и Настя окажется в быту капризной и неумелой хозяйкой? А разве мне не плевать? Кажется, даже если она свалит на меня готовку, уборку и уход за ребенком, я все равно буду от нее без ума.

Но, вопреки моим плохим мыслям и предчувствиям, Настя замерла в разделе детской одежды и с мягкой улыбкой провела пальчиками по пинеткам, распашонкам и нежно стукнула ноготком по цветному мобилю. Игрушки зашевелились и зазвенели.

— Можем купить, если хочешь, — я подошел ближе и обнял Малинку со спины.

Она замотала головой.