Чудачка для пианиста

Девушка долго сидела в ванной и, когда я постучал в дверь, огрызнулась, что уже выходит. Дверь открылась украдкой, будто Малинка хотела исчезнуть, раствориться в воздухе — только бы ее не трогали, но я больше так не мог. Мне нужно знать, что случилось, даже если это будет слишком больно. Лучше горькая правда сейчас, чем прожить тысячи часов вместе, и оказаться не тем, кого она хотела видеть рядом.

— Настя, ты скажешь, что происходит? — я ждал ее в коридоре, прислонившись к стене и сложив руки на груди.

— Ничего, — она повела плечом и снова спрятала глаза за кудрями. Печать не рухнула, не растворилась в домашнем уюте. Глубоко моя невеста запряталась, но я не сдамся и вытащу из нее правду.

— Тогда поехали к маме, развеемся. У нас там природа и свежий воздух, сразу станет легче.

Она натянуто улыбнулась.

— Я почти готова. Сейчас только переоденусь.

* * *

Через несколько часов молчаливого пути, мы подъехали к поселку и притормозили у знакомых ворот.

— Точно все в порядке? — я повернулся к девушке и щепотью повернул острый подбородок к себе.

Настя коротко кивнула, поцеловала шутливо в скулу и сбежала из машины.

Замерев на несколько секунд, я в сердцах ударил по рулю.

Что я сделал не так?

Пока злился на ее «уход в себя без явных причин», Настя поспешила и распахнула ворота. Старина Джек уставился на нее от неожиданности, а потом зарычал, но я успел выскочить из авто и прокричать:

— Фу! Свои. Нельзя, Джек!

В считанные секунды я оказался рядом с Малинкой и прижал ее к себе, а пес окружил нас лавиной снега и радостным лаем.

— Настя, милая, вижу, что ты тревожишься. Разве я не заслужить знать почему?

Она задрожала и неопределенно мотнула головой.

— Не волнуйся, Саш, это просто нервы на фоне беременности.

— До чего же упертая женщина мне попалась, — я посмотрел в стылое небо и словил ртом падающую снежинку. — Ты скрываешь что-то от меня.

— Проницательный грозный мужчина, а пес меня не сожрет?

— Джек? Не-е-ет, он душка, старый друг семьи — его даже годовалый племяша не боится. Отец покупал для мамы, — на последних словах связки заскрипели, словно я песка наелся. Не затихла боль от потери родного человека: ушла куда-то вглубь, но все равно кровоточила.

— Саш, а что с твоим папой случилось?

— Погиб.

— Так жаль.

— Ты только маме не напоминай, пожалуйста. Для нее это очень болезненная тема.

— Конечно, — Настя прижалась ко мне, смыкая пальцы за спиной. Привстала на носочки и потерлась щекой о мой подбородок. — Я немного боюсь, что ей не понравлюсь.

— Главное, что ты мне нравишься, — я наклонился, чтобы почувствовать сладкий вкус ее поцелуя. Нежного, с каплей едва заметной горечи. Что-то Настю тревожило, и это не встреча с мамой, что всего лишь прикрытие. В синих глазах горела совсем другая боль и тоска, а в дыхании, что переплеталось с моим, я слышал нотки глубинной невысказанной печали. Все это перерастало в тревогу за общее будущее и Настино состояние души. Оно нависло над нами тяжелой тучей недопонимания и угрожало разродиться градом обид и цунами проблем. Настя отвечала на поцелуй страстно и порывисто, будто боялась, что больше никогда этого не будет. Она потянулась выше, забралась пальцами в волосы и, через несколько жарких глотков нашей обоюдной страсти, просипела:

— Бананы мы купить все-таки забыли, — и лукавая улыбка плохо спрятала ее грусть.

Что мою девочку тревожит? Почему она не признается?

Глава 56. Настя

Я пыталась спрятать переживания, но Саша все видел. Понимала, что волнуется, но не могла признаться. Не. Могла. Признаться! Не скажу же, что его друг — конченный придурок, что лишил меня девственности, запятнал душу и разорвал сердце?

Это так мерзко, так уничтожало, что я даже на следующий день бесконтрольно проваливалась в мысли, желая спрятаться в панцире. Но не получалось: Саша был везде, видел все и переспрашивал, переспрашивал, переспрашивал… Я понимала, что он хочет, как лучше, но каждый взгляд на него возвращал меня в тихий вечер, который закончился: «Ты была прелестна», а потом Эд стал собирать мои вещи, что он сорвал в порыве страсти, бросил комок в лицо и попросил свалить.

Так и сказал.

При мне раскрыл блокнот, поставил напротив моего имени крестик и снова указал на дверь.

Больше мы не виделись. Я знала только по разговорам, что Кот его знает, но к нам на репетиции Эд никогда не приходил. Почему сейчас?

Я должна взять себя в руки, хотя была на грани. Если мне придется с этим ублюдком встречаться и дальше, потому что он по нелепой случайности Сашин друг — это меня искромсает на полоски. Медленно, но убьет.

После Эда я перестала верить в людей, ждала удары от любого, кто приближался ко мне, потому старалась держать себя отстраненно, не подпуская близко. Даже близких подруг не заводила, потому что для каждой я была соперницей, а значит, о настоящей дружбе можно только мечтать.