— У вас такая работа интересная! — восторгалась она. — Вот Ольга Артуровна — конструктор человеческих душ, — и насмешливо бросила через плечо парням: — А вы — пиздоболы.
Ольга рассмеялась:
— Я не конструктор. Я врач. Да и что такое душа? — она на мгновение задумалась. — Она вообще есть? Я вот не видела. Я лечу разум — пытаюсь, во всяком случае.
— Вот и расскажите, — наседала Арина.
Но уговорила Ольгу не она. А внимательный задумчивый взгляд Елены.
— А что вам рассказать? — обратилась она сразу ко всем и ни к кому в частности.
— Ну, случай какой-нибудь интересный, — живо откликнулась Арина.
Женщина задумалась. Спортсмен-спорщик протянул ей трубку кальяна, разбив очередность.
Ольга Артуровна приняла и затянулась:
— На днях… я в амбулатории принимала пациента, — она выпустила длинную струю сизого дыма, на мгновение живые заинтересованные лица вокруг нее заволокло белым туманом. — Он поступил не к нам, а по «скорой» в травматологию.
Парень как парень, со стороны ничего особенного. После драки. Синяки, ссадины. Рентген, УЗИ, осмотр. Его уже хотели отпустить, но врачей заинтересовал странный момент. Парень не особенно горел желанием рассказывать, что случилось. Даже заявление писать отказался. Зато на случайный вопрос сестры вдруг вспыхнул, как масленичный костер. И из него полилось яростное: в позах, картинах. С размахиванием кулаками:
— А я его справа, а он меня слева. Гнида, падла! Да со мной так нельзя! И я ему как, а он мне… а я ему раз-раз-раз! — и яростные удары кулаков в пустоту. С такой силой, что засвистел рассекаемый воздух.
Сестры заподозрили неладное и отправили его в соседний корпус. Так, на всякий случай.
Ольга начала с ним говорить — все было нормально:
— Кто вы по профессии?
Парень смотрел на нее спокойным рассудительным взглядом:
— Плотник[1].
— Надо же, — Ольга чуть улыбнулась — парень тоже. — А увлечения, хобби есть?
— Ну, — он замялся, задумался, — да нет. Ну, разве что, я — морж. Обливаюсь, знаете, купаюсь зимой. Стараюсь поддерживать тело в тонусе.
— Как правильно, — кивнула Ольга Артуровна. Задала еще пару незначительных вопросов. О себе он говорил спокойно, о матери, девушке тоже. Даже как-то равнодушно, безразлично. Это был показатель.
Легко, как бы между делом, Ольга напомнила о драке.
— Да я его!.. я ему яйца, бля, оторву и сожрать заставлю! Если этот пиздюк еще раз только… — глаза яростно загорелись. Кулаки сжались так, что выступили вены.
Ольга Артуровна задумалась, крутя трубку кальяна в пальцах, позабыв передать ее по кругу, а потом протянула:
— А интересно вот что, — медленно выдохнула дым она, — у него свадьба через месяц. Беременная девушка.
— Ну и что? — непонимающе переспросила Лена.
Ну и что…
Ольга Артуровна не стала даже заводить на него карту. Вроде нечего в ней писать. Ну, драка и драка. Но там, в разговоре она не просто услышала, она сознанием своим почувствовала… там все плохо.
Со стороны — мелочь — психопатический эпизод. Приемы у платного специалиста. Кратковременное лечение. Но она — Ольга Артуровна Кенинг — уже знала, что это в конечном итоге такое.
Он аутизируется. Дело не в периоде экспрессии. А в том, что следует за ним. Негатив. Ему было двадцать три, и при этом парень уже «уходил в дефект». Лет было мало, а он с трудом концентрировался, видно было, что ему становится сложновато общаться с людьми. Вялый медленный процесс.
Вот так оно и начинается — незначительные моменты, небольшие инциденты. Едва приметные тревожные признаки.
Ни один врач вот так сходу не поставил бы ему шизофрению. Такие страшные диагнозы не ставятся на основании опыта или предчувствий. А пока что налицо были косвенные признаки. Понятные и заметные только профессионалам.
Но Ольга после тридцати лет работы знала, чем все закончится.
А девочка собиралась замуж. И рожать от отца-шизофреника.
— Так надо ей сказать! — горячо бросила Лена. — Я бы завтра же на аборт побежала.
Даже если бы Ольга Артуровна могла поставить официальный диагноз, она не могла бы сказать. Девушка — не родственница, не жена. Так, невеста. По закону — никто.
— Что, вот прямо вот так пошла бы и убила ребенка? — вступилась Арина.
— А что, больного рожать?
— Аборт делать нельзя! — этот вопрос больше занимал девушек. Они заспорили первыми.
Ольга молчала.
— Да лучше вообще никакого, чем больной! — горячилась Елена. — Ему же самому будет хуже. Я бы вот не захотела жить с больной головой. Это вообще не жизнь.
— А кто сказал, что обязательно будет больная голова? А если у людей любовь? Что сразу вот так бросать: «ах, ты больной — пошел к черту. Буду искать здорового»? Тебе не кажется, что это аморально?
— Не, ну если правда любовь, то можно и потерпеть…
— Ты что, издеваешься? Какая к черту любовь? А если он эту дуру зарежет ночью — вот и вся любовь?
Уже спорили и парни. Аргументировал спортсмен. Жарко пылал щеками цветочек-Паша.
Ольга раздумчиво тянула и тянула дым, молчала и слушала.
— Нет, ребят, а если ребенок будет больной — это же бесчеловечно его обрекать на такую жизнь. Не нужна она такая, — качала головой прагматичная рассудительная Елена.