Только один мужчина стоял среди женщин, собравшихся с грудными детьми за околицей, — это был дед Баляцо. Он угрюмо покачивал головой. Вышла поглядеть на пожар больная, слабая Диса.
— Сарыма! — звала она дочь. — Где ты? Ой, алла! Сколько еще мук я должна терпеть? И никакой удачи! Ты, наверное, помнишь это, Баляцо: когда-то большая вода принесла кровать… На ней суждено мне умереть… Вот пожар дает людям и кров и княжеские шелка… Только мне, горемычной вдове, не было и нет счастья… Да и откуда счастье с такими дочерьми, как у меня?.. Наверное, опять побежала искать твоего племянника горлопана! Сарыма, Сарыма, где ты? Ой, ой, алла…
— Не будет счастья ни людям, ни тебе, Диса, от этого чужого добра, — сурово предрекал дед Баляцо. — Ой, не в добрый день началось все это! Не стоит, Диса, завидовать невоздержанным людям. Ох, вздорные люди до добра не доведут!
— Смотрите! — закричала одна из женщин. — Уже гонят коней и баранов.
Разгром усадьбы, хитро подстроенный конокрадами, с тем чтобы прикрыть угон шардановских лошадей, продолжался до позднего вечера.
Дикие сцены происходили то тут, то там под шум и треск пожара, охватившего и длинные выбеленные строения конюшен, и самый княжеский дом с его службами.
Уже ничем нельзя было бороться со стихией: не один только потомки невоздержанных вновь поддались недостойному соблазну — в дыму между языками пламени, под кровлей, грозящей обвалом, копошились и орали, не щадя глоток, кашляя от дыма, люди изо всех ближайших селений.
Ржали лошади, мычали коровы, блеяли овцы. И только псы затихли или разбежались. В страхе разбежалась и прислуга дома. Из господ же, после отъезда княгини, жены Жираслана, может быть, и предупрежденной о готовящемся налете, в усадьбе не оставалось никого. Набежавшие отовсюду люди шарили и тащили все, что не было тронуто огнем. Астемир и Степан Ильич все еще пытались как-то приостановить разгул, но страсти толпы оказались сильнее их.
Бурные и противоречивые чувства владели Эльдаром. Он не был согласен с распоряжениями Астемира. Может быть, еще сильнее, чем Давлету, — и, во всяком случае, по причинам более побудительным, — Эльдару хотелось мстить князю.
— Зачем останавливаешь людей, Астемир? Пусть бегут и забирают, — все более распаляясь, кричал Эльдар.
Все кипело вокруг, все было в движении…
Ну и выдался денек!
— Что значат твои слова «зачем останавливаешь»? — изумился Астемир. — Грабежом осквернять революцию! Да ты что это, Эльдар, ты что задумал?
А Эльдар и в самом деле готов был на все, лишь бы принять участие в разгроме дома ненавистных Шардановых. От нетерпения он весь дрожал.
Чего только нельзя было здесь увидеть…
Должно быть, последнюю корову шардановского стада не могли разделить между собою двое спорщиков.
— Пусти! — кричал один из них. — Пусти, или закатится твоя звезда!
— Отпусти ты, кичливый селезень! Иначе тебе больше не видать ни звезд, ни солнца, — кричал другой, и этот другой был не кто иной, как наш старый знакомый Масхуд Требуха в Желудке.
Один из спорщиков держал корову за правый рог, другой — так же крепко — за левый, и животное при этом только гнуло шею.
Но громче всех кричал кузнец Бот.
Кузнец ничего не тащил, ничего не волок. Он только кричал.
Вот Масхуд уже снял с себя пояс, чтобы зацепить корову за рога, однако животное, почувствовав облегчение, сильно рванулось, ловко боднуло сначала одного, потом и другого…
Среди этих грубых и жестоких сцен некоторые все же не теряли чувства юмора. Старик Исхак нес на руках козленка, приговаривая:
— Сам аллах не знает, кто на чем выиграет, а на чем потеряет.
Старик повторял известную прибаутку из известной притчи. Жили два соседа — богатый и бедный. Богатый украл у бедного единственного вола и забил его себе на мясо. Бедный, узнав об этом, решил поквитаться с наглым соседом и украл у него из курятника петуха. Забивая птицу, бедняк с чувством удовлетворения произнес: «Сам аллах не знает, кто на чем выиграет, на чем проиграет».
Соль состояла в том, что в свое время Шардановы оттягали у Исхака корову.
— Ты, Исхак, забрал козленка по праву, — слышался бас кузнеца, — ну и уноси его отсюда поскорее… А вот зачем ты, Масхуд, дерешься из-за чужой коровы?
Кузнец Бот прибежал сюда, так сказать, из сочувствия и любопытства, а теперь изо всех сил старался помочь Астемиру и Степану Ильичу прекратить разбой.
Скотный двор уже превратился в пепелище. Жилой дом догорал. По дымящимся обломкам ползали искатели княжеского добра, вытаскивая из пепелища то обгорелый кованый сундук, то медный котел, то дочерна обугленные бараньи бока, то ковер с обгоревшими краями, то обломок стула… И вот тут-то, среди этих людей, Астемир неожиданно вновь увидел Эльдара.
Его молодой друг, как и Бот, ничего не тащил, но если у Бота можно было заметить на лице выражение какого-то лихого любопытства, то во взгляде Эльдара, во всей его позе все-таки чувствовалось что-то недоброе, даже хищное.
— Астемир! — горячо воскликнул Эльдар и осекся, встретившись с ним взглядом.
Губы у Астемира болезненно сморщились.