На третий день к вечеру Нильс совсем загрустил. Вот уже все сроки миновали, а старая Акка даже не вспомнила о нём.
И, уткнувшись лицом в свою травяную подушку, Нильс горько заплакал. Он громко всхлипывал, тяжело вздыхал, и от этого ему становилось так жалко себя, что слёзы в три ручья лились у него из глаз. Подушка его давно промокла, лицо распухло, глаза болели, а он всё плакал и плакал, пока не заснул.
И вдруг кто-то загоготал над самым его ухом, затеребил его, затормошил, затряс.
Нильс вскочил на ноги.
Мартин, просунув голову в домик Нильса, громко кричал:
— Скорей! Иди скорей! Тебя Акка зовёт…
Акка сидела в своём гнезде, а рядом с ней на кочке сидел орёл.
«Он-то здесь зачем?» — удивился Нильс и растерянно посмотрел на Акку.
— Может, мне после прийти? — нерешительно спросил Нильс, подходя к гнезду.
— Нет, нет, — сказала Акка. — Мы тебя как раз и ждём.
Потом она повернулась к орлу и чуть-чуть наклонила голову.
— Теперь рассказывай, Горго.
— Всё в порядке. Был я в Глиммингенском замке, познакомился с вашими совами, — весело заговорил орёл.
«Ага! Так, значит, Акка посылала его к совам!» — подумал Нильс и насторожился.
— Ну и далеко живут ваши приятельницы! Я уж думал, не поспею к сроку вернуться. Даже домой не залетал — прямо сюда со свежими новостями. Да и с совушками этими было немало возни. Прилетел, а они, видите ли, спят… Всё у них шиворот-навыворот, всё не как у птиц. Другие ночью мирно спят, а эти за день-то выспятся хорошенько, а ночью по лесу рыщут. Сразу видно — воровская порода…
— Но ты их все-таки разбудил? — робко спросил Нильс.
— А как же! Стану я с ними церемониться! Я как погладил клювом одну, так другая сама проснулась. Хлопают обе глазищами, охают, ахают, ухают. Сослепу да спросонок ничего понять не могут. Они и так не больно-то понятливы, а тут, видно, последний ум у них отшибло. «Безобразие! — кричат. — Кто смеет тревожить наш сон?» Ну, я им показал, кто смеет. Они теперь надолго запомнят.
— Зачем же ты с ними так! — с укором сказал Нильс. — Они, наверное, рассердились, теперь у них ничего не выведать.
— Как это не выведать? — возмутился Горго. — Да я уже всё выведал.
— Ну что? Что они сказали? — прошептал Нильс.
От страха он даже потерял голос.
— Ты меня не перебивай, — сказал Горго, — а слушай. Я их спрашиваю: «Вы чего между собой сплетничаете, о чужих тайнах болтаете?» Они туда, сюда… «Что ты! — лопочут. — Мы знать ничего не знаем, какие-такие тайны». Я опять потряс их немножко. «А, — говорят, — знаем, вспомнили. Наклонись, пожалуйста, поближе. Мы эту тайну можем сообщить только шёпотом и только на ухо». И зашипели мне в оба уха, как змеи. Ну, я не сова, я шептаться не буду. Я тебе прямо скажу…
— Говори же, говори! — помертвевшим голосом прошептал Нильс.
— Трудно тебе стать человеком, — сказал Горго. — Этот гном такое придумал, что и не приснится.
— Да не томи его, — вмешалась Акка. — Говори скорее.
— Так вот: не быть тебе, Нильс, человеком, пока кто-нибудь по доброй воле не захочет стать таким же маленьким, как ты.
— Да кто же захочет стать таким, как я! — в отчаянии воскликнул Нильс.
— Подожди, это еще не всё. Если найдётся такой, ты должен сразу же сказать заклинание. И ни слова не перепутать. Я это заклинание сто раз повторял, пока запомнил. А теперь ты запоминай.
И Горго стал говорить медленно и торжественно:
— Как, как ты сказал? — переспросил Нильс. — Шурум-шалты? Бурум-балты? — Я — был, стал — ты?
— Ну вот, всё и перепутал! Это же заклинание! Тут каждое слово должно быть на месте. Подумай только: захочет кто-нибудь стать таким, как ты, а ты своим «бурум-балты» всё дело испортишь. Слушай сначала.
И Горго начал сначала.
А Нильс смотрел ему в клюв и повторял слово за словом.
Глава шестнадцатая
УДАЧНИК И НЕУДАЧНИК
После первых же ночных заморозков Акка Кнебекайзе велела всем готовиться к отлёту. Теперь стая была почти втрое больше, чем весной. Двадцать два гусёнка должны были совершить свой первый полёт.
Накануне дня, назначенного для отправки в дальний путь, Акка устроила гусятам экзамен. Сперва каждый в отдельности показывал своё искусство, потом летали все вместе. Это было очень трудно, — надо разом подняться в воздух и в строгом порядке построиться треугольником.
Десять раз Акка заставила гусят подняться и спуститься, пока они не научились держать расстояние, не налетать друг на друга и не отставать.
На следующий день на рассвете стая вылетела в путь. Впереди летела Акка Кнебекайзе, а за нею двумя ровными расходящимися линиями тянулась вся стая — восемнадцать гусей справа и восемнадцать гусей слева мерно взмахивали крыльями.