«Верно говорит Мартин. Пора бы нам домой! Как отец с матерью обрадуются, когда я вместо одного гуся целый выводок приведу. Они, конечно, решили, что мы давно погибли и я и Мартин. И вдруг — нате вам! — открывается дверь, и входят друг за дружкой: сперва Юкси, за Юкси — Какси, за Какси — Кольме, за Кольме — Нелье, за Нелье — Вийси, за Бийси — Мартин с Мартой, а за ними я… «Здравствуйте, дорогие родители! Принимайте гостей!..» Что тут начнётся! Отец с матерью, наверное, даже заплачут от радости. Все соседи сбегутся, все мальчишки! «Где же ты пропадал целое лето?» — спросят. А я скажу: «На гусе в Лапландию летал»…
Но тут Нильс вспомнил, что он теперь совсем не похож на прежнего Нильса. Мать и отец, может, и не узнают его…
Соседские мальчишки засмеют, задразнят, станут за ним с сачком гоняться, как он сам гонялся за гномом.
«Нет, лучше уж не возвращаться, пока не сделаюсь настоящим человеком, — подумал Нильс. — Только когда это ещё будет! И что это за тайна, о которой говорили совы?»
Но Мартину он сказал:
— А не будет ли нам дома скучно? Каждый день одно и то же. Дом да двор, двор да дом! Знаешь, что, отправимся-ка мы лучше с дикими гусями за море.
— Что ты! Что ты! — испугался Мартин.
Ведь он всё-таки был домашним гусем. Теперь, когда он доказал стае Акки Кнебекайзе, что он ничуть не хуже диких гусей, Мартин только и мечтал о спокойной жизни в родном птичнике. Хватит с него всяких приключений! Он сыт ими по горло!
— Что ты! Что ты! — повторил Мартин. — А я думал, тебе тоже хочется домой.
Нильс не выдержал.
— Конечно, хочется! — крикнул он. — Да что об этом толковать! Тебе-то хорошо. Вон ты какой большой стал, мне на тебя сейчас даже влезать трудно. А я ни чуточки не вырос. Ну посуди сам: как я такой козявкой отцу и матери покажусь? Возвращайся один домой, а я так и буду летать с гусями. Акка меня теперь не прогонит.
— Ну нет, я без тебя домой не вернусь, — сказал Мар-тиш. — Это уж последнее дело — бросать товарища в беде. — Мартин задумался на минуту. — Слушай-ка, Нильс, ты бы поговорил с Аккой. Наверное, она поможет тебе, что-нибудь придумает. Она ведь всё на свете умеет. Вон даже орла и то приручила.
— Правда! — обрадовался Нильс. — Пойду-ка я посоветуюсь с Аккой.
На следующий день Нильс пошёл к гнезду старой гусыни.
— Здравствуй, Акка, — сказал он. — Мне надо поговорить с тобой.
Акка Кнебекайзе совсем не удивилась.
— Говори, — сказала она, — я тебя слушаю.
Нильс помолчал.
— Знаешь, Акка, — сказал он наконец, — я ведь это не я. Я ведь был настоящим мальчиком, а гном меня заколдовал.
— Да, я об этом догадывалась, — сказала Акка. — Что же теперь делать?
— Вот я и хотел спросить тебя — что же теперь мне делать? Ты самая умная из всех птиц, ты, верно, знаешь, как мне снова стать человеком. А если ты не знаешь, спроси, пожалуйста, у сов, тебе-то они скажут.
А почему ты думаешь, что совы знают? — спросила Акка.
— Я слышал, как они шептались и говорили, что это страшная тайна. Ещё когда мы были в Глиммингенском замке, слышал. Только потом они заговорили так тихо, что я ни слова не разобрал.
— И я не знаю этой тайны, — сказала Акка. — Ты говоришь, у сов спросить? Так ведь они мне не расскажут. Я с ними не очень-то дружна, с этими кумушками… Но постой! Дай мне три дня сроку, может быть, я тебе помогу.
Три дня Нильс не спал, не ел, не пил и всё ждал, когда, наконец, Акка позовёт его, и он узнает, как освободиться от колдовских чар.
«Если Акка сама взялась за это, так уж дело верное, — думал Нильс. — Она зря обещать не будет!»
Он видел, как на следующий день после их разговора Акка улетела куда-то и вернулась только поздно вечером.
Никто из стаи не знал, куда и зачем она летала — она никому не сказала об этом, и никто не смел её спросить.
И Нильс не спрашивал её ни о чём. Правда, он старался почаще попадаться ей на глаза и придумывал разные поводы, чтобы лишний раз пройти мимо её гнезда, но Акка как будто не замечала его. А если и заговаривала с ним, то всё о каких-нибудь пустяках.
«Может, не вышло у неё ничего, — думал Нильс, — потому она и молчит? Так уж лучше бы сразу сказала, начистоту».
На второй день всё было по-прежнему. Акка точно забыла про Нильса.
Никогда ещё дни не тянулись для Нильса так медленно, как теперь. Чтобы как-нибудь убить время, Нильс решил починить крышу на своём домике, но, чуть только принялся строгать прутики, сразу порезал себе палец. Попробовал покрепче привязать пуговицу, болтавшуюся на ниточке, а вместо того оторвал её совсем. Пошёл собирать свежую траву себе для подстилки, да на обратном пути три раза споткнулся — всю траву растерял.
За какое бы дело он ни брался, ничего у него не клеилось, всё валилось из рук.
А тут еще гусята всё время пристают.
Нильс спрятался было от них в своём домике, но гусята и тут нашли его. Они поминутно прибегали к нему, и, просунув головы в дверь, звали то на озеро, то на болото за ягодами.
— Не хочу, идите сами, — говорил Нильс.
Так он и сидел один в своём домике.
Прошёл день, прошла ночь и ещё день прошел.
Акка его не звала.