Чудища Эдема. Трилобиты, аномалокарисы, ракоскорпионы и другие монстры

Между прочим, не всяк гиена, кто выглядит как гиена. Миоцен среди прочих монстров породил перкрокут Percrocutidae – Dinocrocuta и Percrocuta. Перкрокутовые – ближние родственники виверр, почти полные копии гиен. Архаика перкрокут позволяет включать их в стеноплезиктид, специфика – выделять в собственное семейство, а сходство с гиенами – объединять с ними в ранге подсемейства. Эти звери широко распространились по Африке, Европе и Азии, где до конца плиоцена больше охотились, чем добывали падаль. Особенно ужасны были динокрокуты: с высокими лбами, короткими, почти бульдожьими мордами, толстыми клыками, мощнейшими заклыковыми зубами и медвежьим сложением. Судя по зажившей ране над глазом позднемиоценового китайского носорога Chilotherium wimani, динокрокуты активно нападали на очень больших зверей.

Гиены сыграли двойственную роль в нашей эволюции. С одной стороны, они – достаточно близкие аналоги псовых, чтобы составлять им мощную конкуренцию, при этом гиены в среднем крупнее (правда, они теплолюбивы, так что в ледниковые времена уступили псинам северные районы). Гиены раньше проникли в Африку и долго не пускали туда собак. Если бы они распространились в Африке в миоцене, мы, скорее всего, так никогда и не спустились бы на землю, не встали на две ноги, не стали бы есть мясо и не обрели разум. Слишком уж круты волки и чересчур похожи на нас нынешних, чтобы дать нам шанс в прошлом. Экологическая ниша уже была бы занята, мы не смогли бы в неё втиснуться. Но гиены оберегли нас. Гиен же в миоцене и плиоцене мы успешно избегали, так как были полудревесными, и не спорили с ними за добычу, так как были растительноядными.

С другой стороны, гиены оказались конкурентами и нам, когда мы начали охотиться и подбирать объедки за львами. Длительная эволюция на общих с гиенами территориях и растительноядное прошлое позволили нам славировать и не стать их полными аналогами: они – ночные, мы – дневные; они едят чуть больше падали, мы – больше фруктов и корней; они – злее, мы – умнее; они – зубастые, мы – палкастые. Но всё же, как бы мы ни отличались от гиен, основной шанс у нас появился с исчезновением или, по крайней мере, сокращением численности самых одиозных африканских родов – Pachycrocuta и Chasmaporthetes. Кстати, как и в случае с саблезубыми, гигантские гиены в Африке вымерли синхронно с превращением австралопитеков в людей, заметно раньше, чем в Европе и Азии, где они дожили до времён синантопов.

Зато, когда экологическое давление гиен снизилось до минимума на границе плиоцена и плейстоцена, мы получили отличный шанс стать охотниками-собирателями – немножко хищниками, а немножко и падальщиками. А когда мы достигли стадии Homo ergaster – «человека работающего» – уже не с убогими галечными чопперами, а нормальными ашельскими рубилами и кливерами, то гиены сместились с позиции ночного ужаса в положение попрошайки на границе стойбища, всё ещё опасной для детей, но скорее докучливой, чем страшной.

Homo ergaster, в отличие от эогоминин H. rudolfensis и H. habilis, были уже эугомининами, то есть не «ранними», а «истинными» людьми. Их мозг уже надёжно устаканился на «мозговом рубиконе», а главное – пропорции тела стали современными. Ноги вытянулись, мы стали способны преодолевать огромные открытые пространства. Неспроста впервые люди выходили из Африки ещё во времена H. rudolfensis, но совсем недалеко, максимум до Кавказа, а массовое и далёкое расселение – аж до Явы – совершилось уже на стадии следующего за эргастерами вида – H. erectus, мозг которого, кстати, дошёл до средней массы в килограмм.

В последующие средне- и позднеплейстоценовые времена люди пересекались преимущественно с пещерными гиенами Crocuta crocuta spelaea. Отпрыски H. erectus – среднеплейстоценовые европейские H. heidelbergensis, их потомки неандертальцы H. neanderthalensis, восточноазиатские денисовцы H. mapaensis – все они жили одновременно с гиенами, но не особо взаимодействуя с ними. Как и в случае с пещерными медведями, кризис наступил с появлением первых кроманьонцев H. sapiens около 40 тыс. л. н., когда пещерные гиены сохранялись только по самому тёплому побережью Средиземного моря. Гиены продержались в Евразии ещё десяток тысяч лет, но около 31 тыс. л. н. полностью или почти полностью вымерли. Доконало их, как и пещерных медведей, сочетание морозов, не позволявших копать норы в обледеневшей земле, с конкуренцией со стороны не в меру крутых охотников-сапиенсов.

У Pachycrocuta, как у хорошей хозяйки, ничто не пропадает зря

Волки