Чудища Эдема. Трилобиты, аномалокарисы, ракоскорпионы и другие монстры

Неандертальцы жили очень маленькими коллективами, в среднем в 25 человек. Они с детства знали друг друга и даже браки предпочитали заключать с родными братьями и сёстрами. Этому было две причины: во‐первых, при мизерной плотности населения другого человека ещё поди найди, а во‐вторых, если найдёшь, может, и не обрадуешься, потому что он, возможно, захочет тебя съесть, а если обрадуешься, то, возможно, потому что ты сам захочешь его съесть. В таком режиме мало смысла себя как-то украшать: все всё друг про друга знают с рождения до смерти, тем более что по одному никуда и не ходят. Никому ничего доказывать нет ни малейшего смысла, информация во всех головах одинаковая, украшения бесполезны.

Кроманьонцы были прямой противоположностью неандертальцам. Яркие свидетельства снимания шкур с волков обнаружены, например, в Павлове, Мезине и Костёнках 1, 4, 8 и 11, а подвескам из лисьих и песцовых зубов и счёту нет. Греться можно и оленьими шкурами, а украшение из волчьих, лисьих и песцовых мехов и обвешивание себя клыками – явный показатель увеличения общительности, обменов и связей между группами. Если заявиться в чужое стойбище, где живут не очень-то знакомые люди, возможно, даже говорящие на неизвестном языке, хорошо бы заранее, издалека и надёжно просигналить им о своих замечательных качествах: вот я увешан волчьими шкурами – я храбрый и сильный, вот у меня лисья шапка расшита песцовыми клыками – я ловкий и хитрый. И ведь всем понятно, что это я сам добыл всё это богатство. А если выменял – значит, было на что выменивать. А если отнял – и подавно крутой. С таким лучше не ссориться, а есть повод пообщаться, поделиться новостями, глядишь, чего полезного узнаешь, выменяешь что-то редкостное, а то и о свадьбе договоришься.

Есть и другие примеры применения волков в народном хозяйстве: в Костёнках I и Мезине черепа волков были, судя по всему, прикреплены над входами в жилища. Красиво!

Но волки – это не только ценный мех, но и много килограммов диетического мяса: в том же Павлове их с удовольствием пускали на шашлыки.

После же кроманьонцы и вовсе решили волчью проблему совершенно оригинальным и уникально-человеческим способом – они приручили зубастых и сделали из них собак! Современная собака Canis familiaris – вроде бы и волк, а вроде бы и нет. Тут экологическое сходство нас и собак обернулось не во вред и конкуренцию, а в пользу и сотрудничество: мы отлично понимаем побуждения друг друга. Мы – и люди, и собаки – примерно одного размера и сходно вооружены, любим бегать и загонять добычу, в целом всеядны, социальны и общаемся мимикой и звуками, наконец, мы шибко умные. Но мы и не строго одинаковы, так что отлично дополняем друг друга: люди дневные, собаки – ночные, люди хорошо видят, собаки – нюхают, люди умеют согреваться огнём, у собак есть шкура, люди умеют запасать еду, собаки – помогают нам её находить и добывать.

До сих пор специалисты спорят, где и когда была приручена та версия собак, что дожила до современности. Судя по палеогенетическим данным, многие линии вымерли, тем более важно, что линий этих было много. Первые собаки, очевидно, ничем не отличались от волков, но узнаваемые собаки жили в Разбойничьей пещере на Алтае уже 31,5–36,5 тыс. л. н., в Гойе в Бельгии 31,68 тыс. л. н., в Пшедмости в Чехии 29,5–31,5 тыс. л. н., в Мезине на Украине 18–24 тыс. л. н., в Елисеевичах в Брянской области 13,9 тыс. л. н. Получается, последние неандертальцы теоретически могли пересечься с первыми кроманьонцами-собаководами.

Важно, что люди с самого начала стали относиться к собакам по-особому и часто – как к людям. Например, в Пшедмости одна из собак была похоронена с мамонтовой костью в зубах. Правда, там же почти половина собачьих челюстей травмированы, а зубы часто сломаны: простые незамысловатые охотники не стеснялись дубасить своих диковатых соратников за всяческие прегрешения. Зато, в отличие от диких волков, у собак такие травмы несравненно чаще успешно заживали – рядом с человеком питание и защита гарантированы. Искусственный отбор – отрицательный и положительный – во весь рост!

В Монтеспане 13,5–15,5 тыс. л. н. собака в детстве сломала ногу, но бедренная кость срослась, хотя с нехорошим смещением и ужасной костной мозолью. Такая собака как минимум долго, а возможно, и всегда была хрома и бесполезна, но жила; значит, её любили и кормили. Правда, на её же первом шейном позвонке сохранилась пара отметин от каменного ножа… Возможно, она съела кусок мяса… Следы разделки есть и на костях собаки из Ле Морин с древностью 14,2–15,1 тыс. л. н.