Чудо любви. Истории о Ним Кароли Бабе

В Каинчи у него была простая небольшая комната, которую мы называли его «офисом». В ней было окно со ставнями, их он мог открывать и закрывать изнутри. Часто Махараджи сидел возле этого окна, выглядывал из него и давал даршан. Иногда он прыгал по всей комнате, подобно обезьяне в клетке, или прижимал лицо к решётке. А иногда, когда кто-нибудь подходил к окну, чтобы увидеть его, он просто захлопывал ставни.

*

Он мог начинать разговор с одного, а затем к концу мог заявить совершенно противоположное. Однажды Махараджи сказал относительно курения чараса одному западному преданному: «Ты любишь курить чарас (гашиш)? Это хорошо; Шива курит чарас. Это значит, что ты любишь Шиву». Мы все были потрясены, когда это услышали, но затем он начал переворачивать сказанное: «Что лучше из того, что ты делаешь, — курить чарас или есть пищу?», а ещё через пять минут он сказал: «Не кури!»

*

Однажды он сказал: «О, здесь, в Каинчи, так хорошо и спокойно. Когда вы сюда приезжаете, вы можете действительно обрести покой. Шанти митла-хай (покой обретён)». Несколько недель спустя по дороге проехал грузовик, и он сказал: «О, этот Каинчи, такой шумный город, здесь нет никакого покоя, ашанти». В одном и том же месте он находил и шанти, и ашанти (отсутствие покоя).

Иногда было очень трудно понять, что Махараджи говорит. Часто он повторял одно и то же слово раз пять. Одно из его любимых занятий было крутить одну и ту же мысль снова и снова, перефразируя её разными путями, вбивая её в наши головы. Например, если речь шла о чьей-нибудь женитьбе, он говорил: «Ты ведь женился, не так ли? Нет, ты не женился. Или женился? Ты женился». И продолжал в этом же духе. Точно так же он играл и с вещами: брал какой-нибудь предмет, вертел его, подбрасывал вверх тормашками, затем снова подбрасывал. То же он проделывал со словами — брал предложение и перекраивал его на разные лады (а вместе с ним и вашу голову).

*

Однажды, утром, Махараджи поприветствовал своих преданных жалобами на сильную боль в колене. Некоторые восприняли всё это всерьёз и начали предлагать различные методы лечения. Другие отнеслись к жалобе легко и сказали Махараджи, чтобы он излечил себя сам, поскольку он и есть причина недомогания. Тем не менее, на колено были наложены компрессы, масла и бальзамы, но всё безрезультатно. Махараджи настаивал, что все эти средства не помогают и ему нужно одно лекарство, которое он когда-то видел в доме Дады. Он назвал его «усатое лекарство», при этом покрутив собственные усы. Он сказал, что это единственное, что может ему помочь.

Всё это ни о чём не говорило Даде, который не мог вспомнить никакого лекарства в своём доме, которое было бы связано с усами. В тот же день этот преданный отправился на базар, чтобы сделать кое-какие закупки для ашрама. Зайдя в аптеку, он заметил небольшую коробочку с согревающим бальзамом «Слоуна», на которой был изображён мужчина с усами. Он купил это лекарство и отдал его Махараджи. Махараджи воскликнул: «Это оно! Усатое лекарство! Вотрите мне его!» Через несколько секунд, после того как колено смазали бальзамом, Махараджи объявил, что боль прошла и что теперь он чувствует себя прекрасно.

*

Джанаки и Драупади сидели перед Махараджи. Повернувшись к Джанаки, Махараджи спросил: «Кто из вас мне нравится больше — ты или Драупади?»

Джанаки ответила с милой улыбкой: «Ну, Махараджи, вы любите нас одинаково», на что Махараджи возразил: «Нэхи (нет)!

Драупади мне нравится больше!» Это, конечно, очень расстроило Джанаки, и, поднявшись со своего места, она вышла и убежала прочь к вриндаванскому базару! Какой же гуру делает предпочтение? Проходя через базар, она поняла, что всё-таки никак не может убежать. Она купила небольшое медное мурти Ханумана и вернулась в храм, оставив его у себя в комнате.

Сразу же после её возвращения Махараджи поймал её и спросил: «Где ты была? Что ты делала? Что ты купила?» Она рассказала ему о маленьком мурти. Махараджи попросил принести его и затем, подержав какое-то время в руках и рассмотрев со всех сторон, велел ей отдать его мне Я не знаю, то ли она действительно покупала его для меня, то ли всё это было устроено Махараджи. В тот же день, когда у меня возникло желание приобрести небольшое мурти Ханумана, мне его подарили.

*

Я бывал наедине с Махараджи в его комнате и, желая разделить с кем-нибудь свои переживания, говорил ему: «Махараджи, им бы так хотелось войти».

Он спрашивал: «Мне впустить их?»

Я просил: «Да. Позвольте им войти».

Он соглашался: «Пойди, приведи их». Иногда возражал: «Нэхи! Здесь будешь только ты». Или говорил что-то относительно того, что все они бадмаши (плуты). Я начинал спорить с ним, утверждая, что это не так, что некоторые из них, подобно мне, просто находятся в замешательстве. Он соглашался, что это правда, а затем добавлял: «Нэхи, они все бадмаши».

*

Во время проведения большого хавана, огненной церемонии, многие люди заявляли, что они будут соблюдать пост, но через два дня бросали его. А все те, кто говорил, что поститься не собираются, в конце концов начинали пост.