Чудо в перьях

– Ну, прямо-таки совсем крошечные рецензии нужны на три книжки. Хоть два добрых слова. От такой величины как Вы и одного слова хватит, а парочка – так это, считай, праздник для нас! – мягким басом обволок профессора как огромной озоновой каплей Блаженный.

– Ребята! Я-таки профессор, а не грузчик на Привозе, – если я два слова напишу – не поверят и не поймут. Идите в Союз, Лёне привет отдайте мой. А за рецензиями приходите через неделю. Я проникну в материал, искупаюсь в нём, а затем изложу отзыв на трёх минимально листах и закреплю личной печатью с автографом.

Жили писатели мясники-грузчики-технологи в гостинице «Россия», куда могущественная Марьянова устроила всех как-то так, что коридорные тётки забегали к ним через каждые десять минут, чтобы пыль протереть со стола и поменять чистые пепельницы на чистые. Никто не курил и пыль со штанов на стол не стряхивал. За неделю они обошли все доступные музеи, картинные галереи и рестораны. В Третьяковке Митрий Чувашев прилип к полу возле огромного полотна «Явление Христа народу», творения Александра Иванова, и стоял там пока остальные обошли залы по два раза. Но глазах его не засыхали слёзы, губы что-то шептали беззвучно, а руки Митрий сжал так, что синие кулаки висели вдоль ног как гири на цепях под часами, в которых живёт кукушка.

– Получается, что Иванов лично Христа видел, – сказал он хрипло, когда Блаженному удалось оторвать его от паркета и повернуть затылком к холсту.– Получается, что приходил к нам Иисус. Художник, как и писатель, не врёт никогда. Значит, с сегодняшнего дня я буду в него верить. Поняли?

– Сейчас нам положено верить только в Фишмана Моисея Ароновича, – пошлёпала его ласково по щеке Маргарита. – Хотя раз уж Бога, один чёрт, нет, как учит нас наша партия, то верь и в него. Стране вреда не будет. Разве тебе одному. Свихнёшься мозгами. Ну, тогда тоже будешь фантастику писать в рифму.

Самые знаменитые рестораны жильцы провинции обошли все. От «Арагви» да «Пекина» до «Праги» и «Славянского базара». От резких, прямо противоположных ингредиентов в богатейших составах меню разных национальных кабаков всем поплохело и множественные общественные московские туалеты они запомнили крепко и навсегда. Как Третьяковку или концертный зал имени Чайковского. А неделя шмыгнула как мышь в щель, мелькнула хвостом воскресенья и не стало её. Срок пришел идти к Фишману за рецензиями. Вася Скороплюев сгонял в Черёмушки к дружку армейскому и вернулся в гостиницу с длинной коробкой. В ней как уменьшенная матрёшка лежал защитного цвета чехол, а в чехле ружьё – вертикалка «Беретта».

В холле МГУ ходил от окна к окну вахтёр. Но другой. Сменщик, видимо.

– Куда? К кому? – пожелал узнать он и подошел к писателям той стороной, с которой на рукаве крепилась тонкими тесёмками широкая кумачовая повязка с вышитыми серебристой нитью словами: «Полномочный дежурный вахты №1»

– Нас профессор Фишман ожидает. Нам назначено, – погладила вахтёра по красивой повязке Марьянова.

– Верю, – согласился дядька-пенсионер, седой, приземистый и крепкий как хорошо укоренившийся дубовый пень. – А коробок вот там оставьте, под входной перегородкой. За ней мой стол. На него и уложите. Не пропадёт.

– Так это как раз Фишману и несём коробок, – уточнил мастер-рифмоплёт Гриша Кукин.

– Развороши, покажь внутренность, – дружески приказал вахтёр.

Блаженный поэтапно вызволил на обозрение двустволку. После чего как в Гоголевском «Ревизоре» зависла тяжелая пауза.

Оторопевший на миг всего дядька с повязкой метнулся к телефону и, не набирая номера, крикнул: – Наталья, сюда в два уха слухай. Сей момент соединяй меня с университетским участковым.

Прибежал лейтенант и даже честь не успел отдать, поскольку увидел ружьё. Он выдернул из кобуры ТТ и приказал всем повернуться лицом к перегородке, и руки закинуть на её верхний конец.

– Лагутенко! – возбуждённо крикнул он по рации второму участковому. – Срочно в холл центрального входа наряд оперативного отдела по особо опасным! Мухой! Одна нога на телефоне, другая уже в отделении!

Пять милиционеров ворвались в дверь с такой скоростью, будто медали им дают именно за умение шустро бегать.

– Кого собрались жизни лишить? – строго стал выпытывать капитан с пистолетом Тульского-Токарева в руке, направленной почему-то точно на Блаженного. Он был самый большой и, стало быть, самый главный, самый опасный

.

– Они шли к профессору Фишману, – доложил вахтёр, вытянувшись и задрав подбородок.

– Так звони ему, дед, твою мать! Поясни, что он на волоске висел. Волосок бы порвался и гроб ему с музыкой, профессору. Хоть у нас, конечно, их и без Фишмана – полный домище МГУшный.

– Дайте я ему пару слов скажу – Марьянова так нежно и томно глянула на капитана, что он не устоял. Позволил.

– Моисей Аронович, это поэтесса Марьянова. Вы рецензии на наши книги написали? Ой, спасибо огромное! Обрадовали! Но мы сегодня их не заберём. Тут нас задержала милиция. Дело пустяковое. Разберёмся и сразу к вам. Вы до скольки сегодня на месте?