Чудо в перьях

Я прочёл и мне так сразу захотелось или морды регулярно чистить друзьям- товарищам, или в милицию устроиться офицером в отдел уголовного розыска и карать преступников без суда и следствия. Вот так крайне жизненно он отразил действительность.

– Жизненно расписать он куда лучше мог бы свои гадкие скандалы с женой в письме к тёще, – засмеялась Марьянова Маргарита. – Нет художественности у него в отображении мордобоя. Как справку написал. Как кондовый рапорт милицейский. А у нас с вами – литература. Образность. Язык высокого стиля. Хрен кто с первого раза повторит хоть одну строчку. Мысль лежит глубоко. Искать её надо. Ползти к ней на коленях. Извилины массировать в усохших от читки газеты «Правда» мозгах. Литература настоящая – она для чего? Для того, чтобы вызывать задумчивость и зарождать в читателе счастливую мысль, что он допёр, дотумкал, сподобился понять, что кроется за нашими идиомами да метафорами. Значит он тоже умный вместе с нами. Радость у человека. Что не пень он дубовый, не кол осиновый, раз смог проникнуть в высокие материи искусства нашего писательского. Вот зачем нам надо работать в литературе! Поднимать читателя выше его головы!

Пиво на заводе, где технолог Маргарита Марьянова сама придумала такой рецепт любимого мужского напитка, что он победил на международной выставке в Чехословакии, было настолько вкусным, что мясникам сразу захотелось сменить профессию и устроиться грузчиками на склад полных бутылок. Потому, что там был узаконен аварийный бой сорока пузырей в день. Никто дольше года на складе не служил. Не выдерживал. Если и выживали единицы, то всё равно ненадолго.

– Вы, мужички, литра по три примите, но не более, – Рита принесла огромный бидон и кружки поллитровые. – Нам надо сегодня уже придумать стратегию с тактикой внедрения в большую литературу.

– Если внедримся, училка моя школьная узнает и башкой тронется. – Мечтательно сказал Вася Скороплюев. – И переедет она жить в дурдом. Про меня ведь говорила, змея, что проверять мои учебные сочинения нельзя без корвалола, а на ночь даже и с ним лучше не надо. Что моё главное литературное назначение – в сортирах на стенках писать. Зараза, блин! Так у меня вон и книга уже есть. А у неё нету, хоть она и училка литературы. Жизнь сама знает, кому кнута дать, кому пряник.

– Начинать надо с рецензий на наши труды, – Марьянова вынула из шкафчика четыре больших вяленых воблы. – И вот это самый первый неподъёмный камень на пути к высотам.

– Какой камень?– дружно вскрикнули мясники. – Пять секунд и будет тебе рецензия в стихах. Особо поэтому ценная.

– У Марьяновой, у Риты

Есть талант для всех открытый

Не родится сотню лет

Равный ей большой поэт!

Все её поэмы пусть

Знает каждый наизусть!

– Где камень-то? – заржал Митрий Чувашев. – Ровная взлётная полоса! С такой рекомендацией тебя издательство «Прогресс» не читая напечатает в трёх томах и с обложкой из штампованного перламутра. А вдогон воткнёт сказку про твою биографию в серию « Жизнь замечательных людей».

– Дурак ты, Митя, – очистила и подала ему воблу Марьянова. – Мы с вами кто? Пустое место в мире поэзии и прозы. Сквозь нас знатные литераторы будут проходить как через тухлый воздух в кабинетах Союза писателей. Для рецензии нужен человек с именем, которое произносится на придыхании, с дрожью в голосе и слезой умиления в глазу.

– Ну, знаю я одного такого, – долил в организм вторую кружку пива Блаженный Андрюша, будущая гордость будущего века. – Фамилию, правда, не вспомню. Но в редакции его портрет висит перед приёмной.

Все наморщили лбы и после пятой кружки нефильтрованного Вася Скороплюев больно шлёпнул себя по лбу. Чуть, может, легче, чем топором вдоль окорока.

– Бляха-певчья птаха! Так то ж сам Шукшин Василь Макарыч. А напротив поэт Вознесенский в рамке с позолоченными вензелями. Так до них добраться только на том свете можно будет. Там все равны. А сейчас они – слоны, а мы моськи. Нас они и в лупу не разглядят. Не… Надо найти кого попроще, но чтоб Союз писателей и издательства его своим считали и вранью его верили.

– Хочешь намекнуть, что наши с вами таланты – враньё? – горестно охнул Блаженный и опустил на стол свой пятикилограммовый кулак. Стол разломился на две равных части, но все успели прихватить свои кружки и вяленые рыбки.

Марьянова села к телефону и через минуту уже выпытывала у председателя Пановича, чья рецензия из писателей достойных, но доступных к общению с простолюдинами, не вызовет аллергии на труды неизвестных пока поэтов и писателей у начальников Союза и издательства «Прогресс».

– Есть такой Фишман Моисей Аронович, – сразу сказал председатель. Профессор МГУ. Преподаёт на филфаке. Сам написал только одну книжку. «Максим Горький. Патриот или предатель?» Вот у меня рядом она лежит. Читаю тебе маленький отрывок: