В центр он поставил цесаревича, слева от него – княжну Марию, справа – Анастасию. За Марией он расположил Ольгу, за Анастасией – Татьяну. За Ольгой – государя, за Татьяной – государыню.
И такой завершенной, трепетно-цельной получилась икона, что тот, кто смотрел на нее, сразу понимал: это – одна семья, одна кровь, одно страдание и воскрешение. Все держат в руках кресты, все едины и нераздельны, – как едина и нераздельна Россия, за которую они отдали жизнь.
Как едино и нераздельно православие.
Эту же мысль отец Киприан развил, когда писал икону новомучеников и исповедников Российских.
Здесь также поставил в центр царскую семью. По обе стороны от нее – последних митрополитов и архиепископов Империи Российской, умученных и убитых безбожниками.
Это – претерпевшие до конца, жизнь положившие за Веру, Царя и Отечество.
Ряды их уходят в глубину, один ряд за другим. Стоят они твердо и неколебимо – воины Христовы, нераздельно слитые со своим государем и его семьей.
Убили его, не понимая, что убивают удерживающего, как сказано апостолом Павлом в послании к Солунянам:
«Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь».
Отец Киприан трудился с утра до вечера, с вечера до утра.
Владыка часто приходил к нему, залезал на леса, утешая, ободряя, как только мог.
И помощники трудились с той же истовостью, что и их учитель.
И засиял храм небесной красотой.
И оказалось, что это частица святой Руси, чудом перенесенная сквозь время и пространство.
– Архимандрит Киприан расписал четырнадцать храмов в Европе, Америке, Канаде, – закончил свой рассказ отец Владимир. – Начинал он как живописец, писал акварелью, гуашью, маслом. Мог добиться известности как светский художник. В Париже он, например, расписал один из ресторанов на Монмартре. Был художником на фильме «Дон Кихот», где снимался Федор Шаляпин. Но скитаясь по Европе, уже в Словакии, где прожил довольно долго, он окончательно выбрал дорогу иконописца. И здесь, уже в Джорданвилле, в монастыре, служа у престола Божия более пятидесяти лет, написал самые лучшие свои иконы, создал в храмах лучшие свои фрески. Теперь он по праву считается лучшим изографом «русского зарубежья».
Более всего впечатление от икон и росписей отца Киприана произвело на «докрещеного» Ивана.
Он чему-то тихо улыбался, продолжая рассматривать стенопись собора.
«Теперь я знаю, чему мне надо учиться», – думал он.
О головной боли, которая мучила его, он забыл – навсегда.
Глава пятнадцатая
«Хотя я и умер – но я жив»
Проснулся Федор рано.
Он умылся и подошел к окну, раздернув шторы. Утренний туман густо лежал в воздухе. Виднелись лишь тени деревьев да силуэты машин, стоящих внизу, у отеля.
Федор знал, что в Сан-Франциско бывает сезон, когда туманы окутывают весь город каждый день. Но ведь это бывает осенью! А сегодня 19 июля, день памяти святителя. Сегодня в соборе будет служиться заупокойная литургия. Будет служиться молебен и читаться акафист, сложенный в память о святом имени его.
Федор вычитал правило ко святому причащению – и когда закрыл молитвослов, в дверь постучали.
– Хорошо, что вы встали рано, – приветствовал его отец Александр. – Придем в собор пораньше – мне вчера сказали, что прибыло много паломников.
Когда пришли в собор, оказалось, что там уже немало людей. Все же отец Александр поставил своих поближе к клиросу, а сам ушел в алтарь.
Федор обратил внимание, что на клиросах уже стоят певчие: слева расположились совсем юные певцы, справа – старшие. Все нарядно одеты, улыбчивы. По юным лицам видно, что многие стараются скрыть волнение, понимая торжественность момента.
Наверху уже собрались певчие соборного хора.
Теперь всем вместе можно вознести молитву о России, ее возвращении ко Господу. И о том, кто содействовал этому всей своей жизнью.
Русская Православная Церковь едина. Нет трагического разделения на Зарубежную Церковь – и Церковь Московского Патриархата. Закончились взаимные претензии и горечь разрыва. И святые, прославленные по обе стороны раздела, теперь едины. И едиными устами поется сегодня слава тому, кто жизнь положил, чтобы спасти души и жизни русских изгнанников, кто жил для них, неся свой Крест во имя всех и каждого, даже самого пропащего и умирающего.