Майя поняла: женщина принадлежала народу, считавшими себя происшедшими от богини Лахи и называвшими себя её именем. Это был совершенно особенный народ, живший по странным законам. Считалось, что богиня Лахи запрещала своему народу только две вещи: быть гордым и работать. Лахи не имели собственного государства или княжества, потому что для того, чтобы его построить и поддерживать, кому-то пришлось бы заниматься земледелием, строительством, ремеслом, а это для лахи было величайшим грехом. Поэтому лахи скитались по всему материку Гобо и выживали, как могли. Это был трусоватый народ, поэтому никто из них почти никогда не занимался разбоем, пиратством, грабежами или воровством на рынках, короче говоря, тем, из-за чего можно было пострадать физически. Если лахи и совершали преступления, то это было мошенничество, аферы, шантаж, взяточничество или приписки, если кто-то из лахи удавалось устроиться на должность где-нибудь при складах или в лавке. Но так везло лахи редко, они прославились на весь материк своей нечестностью и хитростью и никто не хотел иметь с ними дела. Лахи также пытались заниматься коммерцией, но и тут зачастую поступали нечистоплотно с компаньонами и клиентами, всё сильнее подрывая веру к себе. Поэтому, имея дурную репутацию, они зачастую занимались попрошайничеством. Если им предлагали поработать, они могли ответить целой легендой: «Однажды в Великой Тыкве мироздания созрело совершенно новое семя — оно было соткано богиней Лахи из благородного света. И когда оно раскололось надвое, из его ядра богиня сотворил мужчину и женщину — прародителей народа лахи. И богиня сказала своему народу: «Никогда не работайте, потому что вы сотворены из благородного света и если хоть один лахи начнёт пахать землю, строить дома или заниматься ремеслом, страшные дела пойдут в этом мире! Земля станет бесплодной и на её поверхность попрёт соль; у скота потечёт изо рта кровавая слюна и сами собой распорются животы и внутренности вывалятся наружу; камни, из которых построены дома, обратятся в пыль и пыль эта забьётся в лёгкие людей и остановит их дыхание; глина и железо слепятся сами собой в истуканов и истуканы оживут и перебьют тех, кто не умрёт, задохнувшись пылью! Потому что лахи не должны прикасаться к неблагородной работе своими руками. Но те, кто окажет помощь просящему лахи, тому будут благоволить боги, тот будет вознаграждён и очистится от всех грехов!» Лахи могли рассказать бессчётное количество сказок и легенд про свой народ, оправдывающий их избегание работы и находились те, кто слушал их и верил им, помогая выживать.
Преподнося себя народом из благородного семени, лахи, тем не менее, не обладали повышенным чувством достоинства, они могли быть назойливы, нахальны, умели глотать унижения так, что это поражало других. Вот и незнакомка-лахи, похоже, нарывалась на них, бойко заговорив с Майей:
— Не пустишь ли ты меня погостить в свой дом, княгиня? Я очень устала, я стучалась во все дома этого города, но здешние жители, видимо, не хотят благословения от богини Лахи. А ведь она способна очистить любого грешника, даже если тот убил своего отца и мать!
Майя вздрогнула и суровая складка пролегла у неё между бровей. Но женщина, видимо, говорила без всякой двусмысленности, потому что продолжала простым голосом, как будто вещала о чём-то совершенно естественном:
— Так вот, я подумала, если меня не хотят пустить и накормить простые люди, видимо, мне дорога к самой княгине!
Майя окинула её презрительным взглядом:
— А кто ты такая, чтоб я пустила тебя в свой дом? У меня позволено останавливаться только богатым купцам.
Женщина продолжала растягивать свой рот в широченной улыбке:
— Но ведь не из-за их богатства же, княгиня. Они приносят тебе новости, тебе интересно их послушать. А я тебе расскажу столько, сколько все купцы Гобо не поведают.
— Я не собираюсь слушать дурацкие сказки о ложном благородстве твоего народа! — надменно ответила Майя. — Вы просто ленивы, а в моём княжестве положено работать всем.
— Но, может, от меня выйдет бОльший прок, чем от тех, кто на тебя работает.
Майя помолчала несколько минут, раздумывая. Затем, приблизившись к одному из валунов, поставила на него ногу, обутую в сапожок из красной кожи и, поддев немного шерстяную расшитую юбку, произнесла:
— Мои сапожки немного забрызганы грязью. Докажи, что ты не гордая, вылижи мне языком сапоги. Тогда так и быть, впущу в свой дом. Моё княжеское слово!
Женщина всё ещё улыбалась. Она приблизилась к Майе, опустилась на четвереньки и, к изумлению Майи и сопровождавших её, начала вылизывать сапог, причём, делала это тщательно, распластывая язык по красной коже.
— Вот это да! — удивилась Майя. — Даже не каждый последний раб решится так унизится, наверно.
Женщина снова улыбнулась.
— Мы, лахи, рождаемся без ненужной гордости.