Чудовище 4 (СИ)

— Что это, сынок? — не выдержав любопытства, однажды спросила его Ялли. — Ты рисуешь храм, но что это за божество, чей символ — огненная лилия?

— Это храм не богу, — ответил Дан. — Это храм света, света, который несут.

— Кто его несёт?

— Тот, кого ещё нет. Но благодаря этому свету на Фаранаке никогда больше не будет власти демонов! Никогда!

— Так это же хорошо.

Мальчик поднял на мать серьёзные большие глаза.

— Тогда прикажи строить это храм, — промолвил он. — У нас, в Шабоне. И в каждом городе Фаранаки.

Ялли было раскрыла рот, чтобы удивиться: как же она может приказать строить храмы по всей Фаранаке, если она всего лишь правительница одного-единственного княжества? Но затем всё поняла. Весь огромный остров вскоре будет зависеть от её воли. Она поняла, почему.

И не ошиблась. Князья Фаранаки, оказавшиеся не менее сообразительными, чем она, посоветовавшись между собой, решили, что с княжество Шабоной лучше помириться и вернуть былые хорошие отношения. Они не сомневались, что это княжич Дан лишил их земли урожая за их попытку разорить Шабону.

Ялли начала получать заискивающие письма от князей-соседей с извинениями и просьбами восстановить былые торговые связи с Шабоной. И все просили продать им зерна и овощей.

Ялли засмеялась.

— Ну, что ж, продать-то я вам продам, только за такую цену, чтобы покрыть убытки, что вы нанесли моей казне!

И вновь в город Шабону хлынули купцы.

Князья считали, что мир с княгиней Ялли таким образом восстановлен, но почему-то урожаи по-прежнему не изобиловали на их землях.

А между тем, до них доходили слухи, что в Шабоне стремительными темпами строился какой-то совершенно новый храм, не понятно, для какого божества, но его называли храмом Светоносного.

И когда строительство храма было завершено, в его главном зале вместо статуи бога над алтарём находилось изображение огненной лилии.

К тому времени князья Фаранаки дошли до такого отчаяния, что уже не слали гонцов в хоромы Ялли, а наведывались к ней самолично, как добрые гости, с дорогими подарками, покладистые, улыбчивые. И они высказывали ей свои догадки, что неурожаи в их землях — ни что иное, как расплата за то, что они пытались перестать дружить с ней, княгиней Шабоны. Они просили прощения и умоляли княгиню сменить гнев на милость и убедить княжича Дана вернуть урожаи на их земли.

Вот тут княгиня Ялли и предлагала им экскурсии в новый храм Светоносного, которые проводила сама, показывая своим гостям каждый закоулок, всё устройство этого храма. А затем выдвигала условие: урожаи начнут возвращаться в их княжества с началом строительства таких же храмов в их городах.

— Поймите, это не прихоть, — объясняла она, — это средство защитить наш мир от демонов — в грядущем. Жрецы твердят, что ныне демоны бессильны и скованны стихиями, но надо иметь твёрдую уверенность, что они никогда не станут снова свободны настолько, чтобы прорваться в наш мир и испортить его своими мерзостями. Так сказал Дан, сын бога деревьев!

Не все князья точно поняли, что сказала Ялли, хотя она объясняла долго, терпеливо и толково необходимость строительства храмов Светоносного. Но ослушаться не решались. Если уж для восстановления урожаев необходимо строить эти странные храмы — что тут попишешь? Не дожидаться же народного бунта или того, чтобы половина народа Фаранаки бежала с голоду на материк!

И храмы Светоносного начали строиться по всей Фаранаке и по мере их воздвижения восстанавливались урожаи на уснувших в бесплодии землях и деревьях.

С той поры начало что-то меняться во внешности Дана. С него осыпались ветки — каждый день тётушка Фига собирала чуть ли не целый веник. Ялли не знала, радоваться этому или тревожиться, но сам Дан был спокоен, только как-то странно улыбался, глядя на беспокойство матери. Затем начали облетать и сучки, сильно шелушилась кора, особенно во время сна. Когда он поднимался с кровати, постель его оказывалась чуть ли не полностью покрытой шелухой от древесной коры. И кора, покрывавшая тело мальчика становилась всё тоньше и мягче.

А через несколько месяцев такой «линьки» у него местами на теле начала розоветь обычная человеческая кожа.

Дан превращался из живого дерева в мальчика. Красивого ребёнка, белокурого и синеглазого, необыкновенно похожего на свою мать — прямо одно лицо.

И он перестал неестественно быстро расти. Где-то к десяти годам он был почти одного роста со своей матерью, но после рост его замедлился.

Однажды, когда Ялли вместе с Эльгой обсуждали перемены во внешности Дана, Эльга высказала предположение:

— Если, Ялли, твой сын — сын бога, но был рождён с внешностью чудовища за твои грехи в прошлом воплощении, то теперь, когда он изменился и сделался не просто обычным ребёнком, но и таким красивым, не значит ли это, что твои грехи искупаются?

Ялли улыбалась:

— Я и сама ощущаю себя иной. Меня больше не душит ни ярость, ни гнев. Может, только печаль о потерянной любви бога деревьев. Но пусть теперь утешением мне станет сын! А что меня теперь может ещё утешить?

И сын на самом деле занимал почти все мысли Ялли, кроме заботы о княжестве.