К двенадцати годам Эльга вытянулась ростом, как струна, она была выше на полголовы Ялли, которая тоже выросла на голову; и так же, как и прежде, сёстры были внешне непохожи настолько, что неосведомлённый человек никогда бы не подумал, что у них вообще может быть какое-то родство.
Эльга всё больше становилась похожей на юношу: у неё раздались в ширину плечи, а таз был узким и плоским, грудь почти не выделялась, на руках и ногах проступали упругие жилы. А в Ялли же, наоборот, брало верх женское начало, потому что у неё не по возрасту развивались груди.
Эльга по-прежнему в тайне от родителей бегала на поляны, где её братья с другими мальчишками и юношами обучались владению деревянными мечами и никто не выдавал её увлечения жрецу Аклину. Но делать это становилось всё труднее, потому что по мере превращения дочерей в девиц, их родители всё бдительней присматривали за ними.
Девчонкам было запрещено гулять по улицам города без сопровождения старших. Обычно они выходили за пределы усадьбы в обществе собственной матери и малолетних сестёр или тётушки Фиги, родной сестры матери, так и не обзаведшейся собственной семьёй, проживавшей в доме мужа сестры и помогавшей той справляться с многочисленным потомством. Но Эльге удавалось ускользать прямо из усадьбы через лазейку частокола и бегать на тренировочные поляны для юношей.
Ялли же, даже гуляя в сопровождении своих дуэний умудрялась находить себе приключения. Малолетний возраст не уберегал её от вожделенного внимания уже не только мальчишек, но и взрослых и даже немолодых мужчин и ей это внимание нравилось.
Случалось, её отцу приходили жалобы на неё от горожан, пострадавших от её красоты. Некий владелец огорода жаловался, что его сосед, сидевший на подоконнике в окне своего дома, загляделся на проходившую мимо Ялли и вывалился из окна со второго этажа прямо на грядки его, владельца огорода. И поскольку выпавший из окна сосед был весьма толстозад, он помял несколько грядок и теперь отказывался выплачивать денежную компенсацию за это. Но жаловался пострадавший огородник не на соседа, причинившего ему ущерб, а на красоту жреческой дочки, из-за которой всё это произошло. Были жалобы на Ялли и от горшечника, на тачку с посудой которого наехала тачка другого горшечника, заглядевшегося на Ялли; на Ялли жаловалась птичница, сын которой забывал запереть клеть с курами, потому что каждый раз бежал к забору, когда там появлялась Ялли; Ялли обвиняли в пожаре, который случился в ближнем трактире, потому что повар, заглядевшийся на девочку в окно, не заметил, как положил конец тряпичной салфетки в огонь печи. Аклин только пожимал плечами: ну, что он-то мог поделать, если одна из его дочерей уродилась такой красивой! А тётушка Фига бросала на Ялли укоризненные взгляды.
Но однажды для сестёр неожиданно открылась ещё одна лазейка-возможность поступать по собственному желанию.
Это случилось в тот день, когда их старшие братья Далг и Эфан отправлялись в соседний город Балок, где должны были состояться состязания юношей уже не на деревянных, а на настоящих металлических мечах. Братья владели настоящими мечами, Эльга умоляла их дать ей возможность также обучиться сражаться металлическим мечом, но они всё не решались доверить ей такой меч, девчонка всё-таки, сами недавно только выучились его держать в руках.
Эльга и Ялли тоже выразили желание отправиться в Балок. Эльга жаждала увидеть настоящие боевые соревнования, а Ялли просто хотелось покрасоваться перед юными воинами и покорить ещё непокорённые сердца. Они даже собрались в дорогу и вышли на крыльцо, но мать снова увела их в дом:
— Нет, дочки, это не для девушек забавы. Для чего вам это? Ступайте лучше в дом, посидите с младшими сёстрами.
Ялли только плечами пожала — нет, так нет, а Эльгу затрясло от ярости. Обе послушно отправились в дом, но когда они очутились в спальной, которую делили на двоих, Эльга издала истошный вопль, полный ярости и негодования.
— Ненавижу то, что я родилась девчонкой! — закричала она. — В чём разница между женщиной и мужчиной? То, что у меня между ног нет того, что у них есть? И из-за этого мне нельзя того, что можно им?
— Так ведь и им нельзя того, что можно нам! — ухмыльнулась Ялли, присев за туалетный столик, взяв в руки зеркальце и заглядывая в него. — У них гораздо больше обязанностей, чем у нас.
— А что можно нам? — Эльга металась по комнате, как тигрица в клетке. — Быть ряженой куклой, игрушкой сначала в руках родителей, потом — мужа, ухаживать за мелюзгой в доме? Ты вот посмотри: братья поехали в другой город, а нас мать оставила дома заниматься рукоделием и нянчить младших сестёр — как всегда! Неужели мы на большее не годимся?
— Неужели драться на мечах — больше? — лениво зевнула Ялли, разглаживая перед зеркалом свои тёмные, как бархат, брови. — Ты смотри: у тебя все руки в синяках из-за этих мечей, все пальцы отбиты! Ты же не снимаешь перчаток, хорошо ещё, что тебе верят, что это из-за того, что ты бережёшь руки! — она хихикнула.