Чудовищная ложь

Не говоря ни слова, я позволяю Акуджи вести меня по пустынным улицам. Он указывает на дома, места обитания племен и картины, сделанные его народом. Вещи, которые они починили, цветы, которые они сажали и за которыми ухаживали. Я в благоговении. Все эти вещи я принимала как должное или не замечала, пока он не объяснил каждую из них. Например, фонари, которые светят в городе, слишком низко, чтобы мы могли ими пользоваться, или деревянные настилы между зданиями, по которым я даже не думала ходить, считая их просто упавшим мусором. Когда мы останавливаемся на садовой грядке, которую они используют для выращивания овощей, он садится в грязь и рисует мне карту города.

Это не та, что у меня, а карта их племен, семей, земель и символов.

Похоже, есть три племени: воины — люди Акуджи, мыслители — те, кто забрал Талию, и дарклинги — одичавшие группы воинов и бродяг, которые объединились вместе, решив продолжать войну. Есть также одиночки, изгнанные из своих племен.

Я вслушиваюсь в каждое слово, пока не запоминаю карту, а затем мы продолжаем путь в город. Это дает мне совершенно новую перспективу. Мне всегда нравилась суровая, разрушенная природа города, но теперь я вижу не только это, но и жизнь, которая в нем живет, и природу, которая его заменяет, сливаясь с миром, более приспособленным для существования до людей.

Природа отвоевывает свое пространство в стремительно сокращающемся и умирающем мире. Растения и животные, которые уже давно вымерли за стеной, здесь существуют в гармонии.

Спустя несколько часов блужданий, пока Акуджи отвечает на мои вопросы, мы оказываемся возле стены. Перед нами небольшой лес из деревьев и заросшая автостоянка. Сорняки и трава прорастают сквозь трещины в бетоне, также цветы, их листья и лепестки повернуты к луне. Повсюду разбросаны ржавые автомобили, заросшие листвой, которая, кажется, растет сквозь них.

Я собираюсь заговорить, когда Акуджи закрывает мне рот и приседает, увлекая меня за собой, пока я не оказываюсь между его бедер. Я киваю в знак понимания, когда он убирает руку, ртом приблизившись к моему уху. Это очень неподходящее время для того, чтобы желание пульсировало во мне, но оно пульсирует, особенно когда Акуджи рычащим голосом шепчет мне на ухо, как непристойный секрет.

— Смотри.

Я молча жду, а потом замечаю их ― оленей. Настоящих живых оленей. Ни в книге, ни в голограмме. Олени пасутся, неторопливо бродя по участку. Я изумленно моргаю и открываю рот, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Акуджи.

— Они прекрасны, — шепчу я, не желая спугнуть их.

— Да, — пробормотал он и встал. Они смотрят на нас, но когда мы ничего не делаем, они продолжают пастись. Медленно Аку подводит нас ближе, беря мою руку в свою большую. Улыбаясь, он протягивает им наши руки. — Они не знают, что нас нужно бояться. Мы не охотимся на тех, кто слабее нас. Это было бы неправильно. Мы охотимся на хищников, тех, кто захватил город. Мы поддерживаем баланс.

Один из оленей поднимает голову и смотрит на нас большими черными глазами, а затем переходит на рысь. Он обнюхивает наши руки, почти заставляя меня хихикать от щекотки. Не беспокоясь, он идет дальше, но я задерживаю дыхание от красоты, от невинности в его глазах. По какой-то причине слезы наполняют мои глаза.

— За стеной нет ничего похожего на эту красоту. Нет и невинности. Бедняки просто берут, убивая все. Все имеет свою цену.

— Не здесь, Ария. — Он целует мою руку и обхватывает меня, пока мы смотрим на красоту мира. — Здесь все дается безвозмездно. Все здесь такое, каким должен быть мир. Он сбалансирован, уважает природу и каждое создание. — Акуджи смотрит на меня сверху вниз. — Различия не должны разделять или вызывать ненависть.

У меня такое чувство, что он имеет в виду не только оленей.

Аку говорит о нас.

И тут я понимаю, что мы стоим близко, наши головы склонились друг к другу, чтобы не спугнуть оленя, а моя рука все еще в его руке. Я слегка поворачиваюсь, и Акуджи наклоняет голову еще ниже, его рога прижимаются к моим волосам. Его черные глаза ищут что-то в моих, а хвостом он обхватывает мою ногу, как будто хочет удержать меня рядом с собой. Акуджи сжимает мои бедра когтистыми руками, поджав губы.

Я опускаю на его губы взгляд, гадая, собирается ли он меня поцеловать.

Я хочу, чтобы он это сделал.

Акуджи начинает наклоняться ближе, и я тоже придвигаюсь ближе. Мне это нужно, это стало неизбежным. Воздух вокруг нас вибрирует от нашей нужды друг в друге. Наши различия больше не имеют значения, только наше взаимопонимание.

Наша потребность друг в друге.

Он вот-вот коснется моих губ, когда громкий горн раскалывает воздух, заставляя меня отпрыгнуть назад. Я смотрю на оленя, и мои глаза округляются, когда Акуджи становится передо мной, его руки подняты, когти наготове, он наклоняет голову, чтобы прислушаться. Рог звучит снова, и он снова смотрит на меня.

— Что это? — спрашиваю я, доставая клинок, подаренный мне Ророаком.

— Сигнал, кто-то у стены.

▪ 21 ▪

АКУДЖИ