Чукотский анекдот

Иногда Сьюзен представляла, каково было деду пережидать снежную бурю в своем доме-яранге, на берегу моря, в Кэнискуне. Из рассказов улакцев Сьюзен знала, что это селение никогда не насчитывало больше пяти яранг, а в конце Второй мировой войны вообще опустело — все кэнискунцы переселились в Улак. Этот нескончаемый ветер и вой могли свести с ума. Но местные жители, во всей видимости, давно свыклись с такой непогодой, и даже в самый лютый ветер, когда можно было буквально только ползти, работала школа, в назначенный час открывался полупустой магазин, в пекарне пекся хлеб, на сторожевой вышке, откуда и так ничего не было видно, топтался одетый в тулуп пограничник с автоматом на груди.

Пурга закончилась неожиданно. Поутру Сьюзен не услышала привычного воя за стенами и даже испугалась: не оглохла ли? Подышав на оконное стекло и пальцем образовав кружочек на нем, увидела яркий голубоватый свет, который бывает в часы, когда чистое небо отражается в девственном снегу.

Казалось, все население Улака высыпало на улицу. Откапывали занесенные снегом двери и окна, прокладывали пути к главной улице, тянущейся от подножия Маячного холма по галечной косе вдаль, за домики полярной станции, к покинутому поселку локаторщиков.

Появились неизвестно где пропадавшие Чейвун и Доджиев и стали торопить Сьюзен.

Сьюзен аккуратно упаковала два драгоценных подарка. Первый был от Тани Пучетегиной и представлял собой разрисованный моржовый бивень, на котором как бы в кадрах была изображена древняя чукотская легенда о рождении первого человека от сожительства Первоженщины и Кита.

Второй подарок представлял собой пиликена — брюхатое, большеухое существо на коротких ногах. Эти фигурки довольно распространены по берегам Берингова пролива, но эта была особенно ценна тем, что была вырезана из черной кости. Такой цвет обретает пролежавший долгое время в морской воде моржовый бивень, и этот материал особо ценится и резчиками и коллекционерами.

Это был подарок Аркадия Пестерова, и он даже вроде бы прослезился, прощаясь с гостьей.

— Скоро увидимся, — обнадежила его Сьюзен. — Надеюсь, уже следующим летом начнем строить новую пекарню.

Все уже разошлись, только один Аркадий Пестеров стоял на холме возле старой школы, провожая глазами удаляющийся по заснеженной лагуне караван из двух мотонарт и на прицепе — обычном, чукотском — восседала Сьюзен Канишеро.

Глава девятая

— Раньше это называлось просто выборы. Никто их не называл демократическими, разными «волеизъявлениями» и прочими неудобными для произнесения словами, — рассуждал Василий Доджиев. — И это было значительно и, главное, спокойно. Никакой шумихи и ерунды. Биография кандидата, его данные, партийный стаж, ну, иногда семейное положение. Зато веселья было навалом. Особенно выпивки. Если намечались выборы в руководящие органы страны, в Верховный Совет, то ответственность предполагалась наистрожайшая!

Василий Доджиев говорил многозначительно, с очень важным видом поглядывая на своих собеседников из-под густых бровей.

За столом сидели его племянница Лиза Доджиева, телеграфистка районной конторы связи Анна и ее муж, хозяин квартиры Владимир Чейвун, прозванный «новым чукчей» по аналогии с «новыми русскими». Владимир не был уж так богат, во всяком случае, ему далеко было до настоящих «новых русских», оплетенных золотыми цепями, раскатывающих по Москве на шикарных машинах. Но по чукотским меркам, а тем более по меркам Чукотского района, Владимир Чейвун считался крепким мужиком. В его владении были мотоцикл «ИЖ», вельбот, два подвесных мотора и дора — мореходная посудина с дизельным мотором и небольшой каютой. Кроме того, у Чейвуна было собственное китобойное снаряжение, небольшой балок на берегу бухты Пинакуль и вместительная трехкомнатная квартира в пятиэтажном доме в районном центре.

Анна резала пекулем копальхен на широком деревянном блюде и пододвигала куски к сидящим за столом гостям. Она делала это машинально, и по ее действиям было видно, что она выросла в настоящей чукотской семье, в недрах которой еще сохранились древние обычаи гостеприимства, неписаные правила поведения за трапезой.

Василий, принесший бутылку водки и поэтому считавшийся хозяином напитка, бережно разливал драгоценную влагу по стаканам. Никто не пьянел, все в были меру веселые и оживленные, и речь была о главном и важном — предстоящих выборах губернатора Чукотского автономного округа.

— Раньше у нас слово «губернатор» считалось почти что бранным, как «белогвардеец», — вспомнила Лиза Доджиева. — А теперь — вот.

— К губернатору надо обращаться так: ваше превосходительство, — продемонстрировал свою эрудицию Чейвун.

— А как тогда Франтова называть? Ваше сиятельство?

— До сиятельства, он, конечно, не дотягивает, — заметил Чейвун. — Но может быть вполне каким-нибудь благородием.

— Прямо как в царские времена, — усмехнулась Лиза. — Раньше, когда в книгах читала, удивлялась. Когда перестройка начиналась, тоже удивлялась, а сейчас даже перестала.