Чунье

Дом стоял на пригорке, лицом к небольшому распадку, в который заходила текущая мимо река. Она была неширокая, метров пятьдесят, не больше. Берега местами полого опускались к воде, образовывая небольшие песчаные пляжики, местами, там, где берег повыше, были засажены кустами и деревьями. Конечно, никто их специально не садил, но уж очень эти заросли были уютны и декоративны. Насколько хватало глаз, вдаль тянулась бескрайняя долина, украшенная небольшими холмами и петляющей речкой. В общем, передо мной были не горы, не овраги, и не лес, а что-то сглаженное, очень просторное и одновременно уютное. Есть, есть такое подходящее определение – лесостепь! Это когда кругом, куда ни посмотри – степь, и только иногда небольшие рощицы вдоль русла рек. Натянуло облаков и стало моросить… а, писал уже… тогда по-другому: выглянуло солнце, чтобы я мог во всех деталях разглядеть раскинувшееся передо мной великолепие, а уже после этого опять пошёл мелкий дождичек, который даже не мог намочить одежду.

Знаете, что такое дежа вю? Вновь я посетил сей уголок земли, где я… где я что я?

Вроде бы бродил по этой долине с бионтами, вроде даже не во сне, а наяву, но та явь была какая-то непрочная. И потом: тогда не было этих коровок размером с грузовик, ласково заглядывающих в глаза. Впрочем, тогда не было и высокого крыльца, огороженного невысокими каменными перилами, с которого было так удобно наблюдать за равниной.

– Хотя-хотя-хотя-хотя – поманил я, свесившись через перила и протягивая на ладони кусок сахара самому маленькому зубру, почти зубрёнку. Почему я так говорил? Не знаю, но малыш (килограммов на двести – двести пятьдесят) только настороженно попятился от протянутой руки. Уже через секунду его отодвинул подошедший Герасим. Я рисковал, вы не думайте – это не лошадку кормить, здесь морда побольше – в этот раз язык аккуратно слизнул сахар прямо с ладони… ну как аккуратно – как будто руку наждачкой протёрли. Вслед за ним ко мне потянулись и остальные.

Аё! Уже когда Герасим отходил и повернулся ко мне в профиль, я вдруг заметил, что это девочка! Эдакая Гром-баба! В ту же секунду на его… на её место протиснулся судя по всему, папаша, который был раза в полтора крупнее показавшегося теперь мелким бывшего Герасима. Да что ж за свистопляска у меня с этими именами, причём постоянно? Я вытер пот со лба и протянул, пусть будет – новому Герасиму, кусок побольше.

Ха! – этот громила оказался нежнее, чем его подруга, я практически не заметил, как он смёл с ладони кусок сахара. Так я накормил одной сахарницей ещё пять особей – трёх побольше и двух совсем ещё подростков. Под конец я совсем осмелел и даже спустился к ним с крыльца и пару минут постоял рядом. Знаете, это такое ни с чем не сравнимое чувство единения с природой, когда рядом с тобой бык весом полторы тонны, ты его гладишь по кучерявому носу, а сам при этом оглядываешься по сторонам и смотришь, чтобы он или его соседи тебя ненароком не размазали по кедру, растущему перед домом. Как только ты перестаёшь гладить, он своей мордой, похожей на бетономешалку, нетерпеливо подталкивает тебя под руку, и ты опять гладишь. Гладишь, и чуть не писаешься от страха. Красота! Попробуйте!

Может показаться странным, что человек, проснувшийся незнамо где, в первые минуты не заламывает руки в немом (хотя можно и покричать) вопросе: где я оказался и верните меня на родину, а идёт кормить животных, будто он в контактном зоопарке.

Если честно, я себе и сам порой удивляюсь. Ещё со школы. Вот придут родители… вот придёт мама с родительского собрания… даже не так: папу мы на родительское собрание не пускали после того, как он пришёл обратно, как бы это сказать – не в духе, что ли? Пришёл, и сразу полез в шкаф, чтобы взять дедов ремень и задать мне несколько вопросов по поводу вновь появившейся информации. Я тогда подготовился и ремень этот спрятал. Ну не будет же он меня пороть подтяжками, которые были на нём. Нет, до подтяжек он не дотронулся, зато схватил шнур от утюга и начал лупить меня по заднице. Вы не представляете, как это больно, даже через трое штанов!

Мама в это время бегала вокруг и кудахтала как квочка: «Коленька, Коленька, перестань! Коленька, Коленька, он исправится! А ты что молчишь? Живо говори, что больше так не будешь…»

Я же перед этим прочитал какую-то героическую книгу, поэтому находился под впечатлением. Зубами впился в ковёр и молча совершал локальный подвиг. Отцу надоело, и он бросил шнур в сторону.

С тех пор на школьные собрания ходила мама, а я всегда встречал её потом возле школы, чтобы по пути домой объяснить необъяснимое. Так и сейчас, только после того, как стадо начало спускаться к речке, я вернулся в дом и попытался задуматься.

Прим

В связи… или всвязи? В общем, из-за того, что автор прячет от меня написанное и прочитать его тексты мне удаётся лишь эпизодически, простите мне эту запоздалую рецензию на самые первые абзацы этой книжки.