Чунье

Впрочем, вам ведь без моих пояснений ясно, что автор опять страдает гебефренической шизофренией, что выражается в его ярко выраженной придурковатости и детскости, неумении отвечать за свои поступки. Вернее, нежелании отвечать за свои поступки. Впрочем, если это на самом деле так, то ни о каком «автор страдает» не может быть и речи – автору явно это доставляет удовольствие. Посудите сами: в ковидные времена, когда из России и Беларуси стало почти невозможно добраться в Болгарию и люди хватались за любую возможность, он собезьянничал и разместил на русскоязычной страничке в болгарском фейсбуке такое объявление: «Завтра в 10 утра выезжаю из Минска в Бургас. Еду без всяких там ночных гостиниц, ориентировочное время прибытия на место в 8-10 утра послезавтра. Могу взять парочку попутчиков, документы, вещи и/или домашних питомцев. Но не хочу!»

– Представляете, какие отзывы он получил? Но не это его характеризует, а видео, которое он выложил потом в восемь утра. Там он говорит: «Спасибо авторам всех комментариев, особенно плохих. Вы не представляете, как ненависть всяких чмошников помогает в пути, бодрит получше кофеина и стимулирует пройти всю трассу без ошибок. Рекомендую!»

Как мы видим, налицо рецидив заболевания, осложнённый особой формой конечной тупости, признаки которой можно было распознать ещё на первых стадиях написания им Пролога.

Лампа

Первый раз в жизни мне не хотелось под крышу, но всё же этот ненамокающий дождь стал потихоньку намокать мою одежду. Ну, или если вас раздражает мой авторский стиль – одежда стала намокать… так правильней, но не лучше… Ах, да, ещё требуется описание героя: я был одет в старые спортивные штаны и такую же майку – когда-то синюю, местами уже дырявую.

Дом. Вот вы приходите в свой дом через много-много лет. Даже если в нём сделали ремонт, перекрасили стены, пристроили какой-то глупый навес – вы всегда скажете, что это ваш дом. Другая ситуация: кто-то построил дом, при этом постарался, чтобы он был как ваш. Для чего – не знаю, но он старательно подбирал цвет, мебель, скопировал всё, вплоть до высоты ступенек. Вы входите и сразу чувствуете, что это не тот дом, что вы к нему не имеете никакого отношения.

Этот дом был мой, но какой-то не такой. Вот здесь я вкрутил шуруп в торчащую стропилину, чтобы натянуть жене бельевую верёвку. Нет, сначала я просто вбил гвоздь, но он быстро расшатался и вывалился, даже дырка от него осталась. Пришлось «делать на совесть». Ламинат в кухне – моя работа, постелил криво, но по сравнению с тем, как мне сначала сделали турские мастера – выше всяческих похвал. Печка, то есть – печки: ну не могут ведь печки быть с абсолютно одинаковыми дефектами? Мои печки, сам покупал, сам помогал устанавливать. Лыжи у печки стоят… память подсказала… а-а, нет, это не память, это песня – никаких лыж не наблюдалось.

Я выглянул в восточные окна гостиной: не было ни бани, ни забора! И даже следа от них! Вместо здоровенного каменного забора высотой два метра и шириной более полуметра был замечательный вид на какой-то сад, по всей видимости – черешневый. Вместо бани из блоков тоже какие-то кусты и лужайки. И никакого намёка на развороченный фундамент или ещё что-то. И ещё кедры перед домом: огромные деревья больше метра в обхвате, они как три богатыря закрывали его от нескромных взглядов с той стороны реки или ветра. Интересно, но одна особенность сразу бросилась в глаза, то есть – в уши: как только поднимался ветер, кедры начинали свистеть. Вот говорят: шум ветра в ветвях, кронах, и так далее, здесь было по-другому – ветер заливисто свистел!

И всё же это был мой дом, я себя чувствовал в нём не как в гостях, а… а как я должен чувствовать себя в своём доме? Комфортно и удобно! Не сменить ли мне маечку? – неожиданно подумалось. В спальне должен быть шкаф – ага, вот мои полки, вот мои майки… мои или не мои? – Мои! Вот, подходящая, я когда-то на ней фломастером нарисовал параплан, горы, солнце…

Странно, ту тенниску я уже вроде сносил лет пять назад, а здесь она почти как новенькая, лежит аккуратно сложенная. Я поменял майку и вышел обратно из спальни в гостиную. Слева к стене прислонился столик, на нём стояли какие-то кувшины, лампы… я подошёл поближе. Вот эту лампу – я точно помню! – я оставил вчера вечером на улице, чтобы она проветрилась. Я недавно её нашёл, а вчера специально вынес из дому, чтобы почистить и смыть растворителем толстый слой масла, в который она была упакована. Я точно помню (я не заикаюсь, здесь повторение нужно для усиления эффекта) – я её оставил на улице! Где моё волшебное слово? – Аёячкi! Я не заносил, значит есть два варианта: или кто-то, или сама. Бред, скажете? Но глядя на её зелёный таксистский огонёк, странно освещавший всё вокруг, я почему-то был уверен во втором варианте.