Чуть-чуть считается

На кладбище, навестить могилы родителей, дед Коля ходил каждый раз, когда приезжал в родной город. Но теперь так получилось из-за хлопот с этой квартирой, что то в военкомат было нужно, то в милицию, то в жилищную контору, то в горисполком. Одних бумаг, разных там справок, потребовалась целая куча. И ещё деду очень мешала боль в пояснице. Стоило деду немного понервничать, как его сразу валило с ног. Бабушка постелила на диване тюфячок и под него сунула большой лист фанеры. Дед сам такое придумал, говорил, что ему на фанере не так больно.

Про госпиталь, на котором настаивала бабушка, и врачей дед и слышать не хотел.

— Как-нибудь, Маняш, и сами одолеем этот насморк, — твердил он, морщась от боли. — Тоже мне болезнь — радикулит. И не такое одолевали.

С Вознесенья на кладбище ходил автобус № 7. Ехать собрались лишь через неделю. Дед с Любой сели в автобусе на одном сиденье, Витя с Федей — на другом, как раз напротив. Между ними на стенке всю дорогу отчаянно дребезжал красный ящик — касса с билетами. Опустишь в прозрачную пластмассовую щёлку монетки, повернёшь чёрное колёсико — отрывай билет.

— Молодые люди, — передавали Вите с Федей деньги, — оторвите, пожалуйста, два билета. Молодые люди, пожалуйста, ещё три. Не сочтите за труд. У вас так замечательно получается.

И Витя с Федей наперегонки крутили чёрное колёсико и отрывали билеты.

А когда приехали и вылезли из автобуса, дед почему-то пошёл не к виднеющимся вдалеке кладбищенским воротам, из-за которых выглядывала церквушка, а в другую сторону.

— Мы лучше вон оттуда завернём, — сказал он, — с тыла. По-над Волгой-то знаете какая красотища!

С высокого обрывистого берега Волги и впрямь открывалась дивная картина. Синее полотно реки вольготно лежало по обе стороны, теряясь в туманной дымке горизонта. Крохотные домишки на противоположном низком берегу казались ладными, чистенькими, игрушечными. Крахмально-нежная церквушка тихо золотилась пятью куполами-луковками, И вообще всё, что открывалось взору, было чуть золотящимся, гладким, нетронутым. И не имел тот простор ни конца, ни края!

Старинное городское кладбище походило на запущенный парк. Оно лежало на краю обрыва. Густые деревья сплетались кронами над дремлющими в сырой прохладе надгробьями. Кладбищенским кустам и деревьям было тесно тут, их тянуло на простор, к жизни и свету.

Удрав от тесноты, вековые сосны так близко подступали к краю обрыва, что их корни свисали над песчаной, красноватого оттенка стеной. Корни, покачиваясь на ветру, тянулись к воде. Тянулись и никак не могли до неё дотянуться. А ласточки-норушки с лета ныряли под удобный навес, неся в клюве очередную мошку своим ненасытным желторотым деткам.

— Есть предложение: отдохнуть здесь немного, — насмотревшись на Волгу, бодро сказал дед.

Он сказал это даже как-то слишком бодро. И Витя по тону, по едва заметной нарочитости в голосе почувствовал, что деду снова плохо. Витя уже научился распознавать, когда деду становилось худо.

— Что, опять? — спросил Витя.

— Есть чуток, — сказал дед.

Раздвигая руками и палкой ветки, дед полез в самую гущу кустов. Ребята — за ним. И, пробившись сквозь кусты, неожиданно вышли к самому обрыву, на чудесную зелёную полянку. Уютная поляна словно распахнулась перед ребятами, маня прилечь в густую траву.

Кривясь от боли, дед проглотил таблетку, лёг, зажмурил глаза и затих. Лицо его с морщинками у глаз было обращено к небу.

Ребята затихли тоже. Сидели рядком, обняв поцарапанные коленки, положив на колени подбородки. Внизу под обрывом покачивались корни сосен, сновали с криком ласточки да гулял вольный ветер.

Удобную полянку разыскал дед! С трёх сторон огорожена кустами да соснами, надёжно укрыта от любого взгляда. А впереди бесконечный простор. Кажется, взмахни руками — и полетишь над Волгой в золотые неведомые дали.

— Красотища! — сказал наконец дед, открыв глаза. — Век бы тут лежал. До скончания света. Вот это Русь! А? Как сама жизнь — просторная, могучая, вечная.

— Прошло? — спросил Витя, оборачиваясь к деду.

— Отпустило немного, теники-веники, — вздохнул дед. — Сейчас ещё чуток полежу — и пойдём. И смех и грех прямо.

Над Волгой горячо светило солнце и гулял лёгкий ветер.

Дед полежал ещё и поднялся.

Они с трудом пробрались обратно через кусты. И запетляли по кладбищу в прохладном зелёном сумраке, между старинными надгробьями и склепами. Если бы они вошли на кладбище с главного входа, дед сразу нашёл бы могилы отца с матерью. Но зайдя от Волги, сделать это в запутанном лабиринте тропок оказалось куда сложнее.

Глава четвёртая Нам с вами не по дороге

— Здесь, — сказал дед. — Сюда, ребята.

Две могилы лежали за общей оградой. На одной могиле возвышалась покрашенная красной краской пирамида со звездой. На другой — цементный, с проглядывающей тут и там галькой, крест.

— Редко я к вам, мама с папой, заглядываю, — вздохнул дед, снимая фуражку. — И приехал вон когда, а всё никак. Всё дела.

Ребята с дедом присели на скамейку у решётки. У лиц тучами гудели комары. Знай успевай отмахиваться да хлопать по ногам и шее.