Чуть позже зажглись фонари

Уж двадцать восемь, диссертацию написал, это для престижу, значит, а сам магазином от птицефабрики управляет. Деловой. Средний тоже парень как парень, женат уже, но унылый такой, он врач со своей небольшой клиникой, кодирует богачей от запоя, деньги к нему просто текут, как Волга. И вылитая мать – такой же белый, тихий да сероглазый, рот всегда поджат. Выходит, в душе осуждает пьяниц-то… А младший больно юркий у них народился, когда уж им было за тридцать. И получился этот прохвост из прохвостов. Те-то советские еще были по рождению. Правда, на излете, но все-таки. И денег у отца было еще не так много. А этот только истерики закатывает. То ему снегоход, то… как его андроид, что ли… И мне заявил, что я нищая раба его, а он мой господин, сын самого Царева! Так отец, когда я ему нажаловалась, вместо снегохода, посадил его латынь зубрить. Чтобы он потом в медицину шел. А зачем такой медицине? Бедняков хлоркой морить? Всю обслугу этот прохвост замучил, гоняет, как собак. Здесь-то, в деревне, на них работает немного: человек тринадцать всего с охраной, повара два, садовник…

– Повара два?

И пошло-поехало. Всю ночь рассказывала Люся Матюшечикну о большом. Ночь прошла для него, пролетела, точно один миг. А когда под утро решила Люся испытать на Матюшечкине свои чары, он ни в какую. Нет, говорит, прекрасная ты женщина, но люблю другую. Зауважала его Люся: тоже ведь кремень мужик оказался, хоть и маленький.

Но через три дня вернулась из странствий по казино и ночным клубам уставшая коленка и вышибла Люсю туда, куда она и хотела: в город… И замок в хибарку вставили, и выпь на болоте замолчала, и помидор на грядке… нет, помидор на ветку зеленого куста не вернулся. Его съела Люся. Запрезирала хозяина и помидор съела. И еще вечерком прихватила с грядок огурчиков в дорогу. Маленький-то наобещал – наобещал да недоплатил.

Мотоциклист

Антон Антонович Свистунов, бывало, и раньше попадал в объективную реальность исключительно через личный коридор реальности психической. И отклик первой на образы, чувства и желания второй был столь отчетлив, что пугал его самого. Особенно это было заметно в годы его обучения в аспирантуре, пришлись они на «лихие девяностые», и Антон, не будучи исключением, не отпадал от телеэкрана и газет. Это сейчас он просто выбрасывает опускаемую в его почтовый ящик и совершенно ненужную ему прессу, полную рекламных объявлений и глупых заметок, служащих той же маркетинговой цели. А тогда – читал. И запомнил, как в первый раз был поражен странным совпадением: утром вынул из ящика газету и, обнаружив в ней снова портрет теледеятеля, просто не сходившего с экрана и полос прессы, не удержался и мысленно воскликнул: «Как ты мне надоел!». И в институте с парой-тройкой аспирантов поговорил на ту же тему: мол, мужик занесся, потерял контроль над своим тщеславием и алчностью, перешел ту нравственную черту, которая каждому дается при рождении и у каждого своя. И пара-тройка его очень эмоционально поддержала.

Застрелили популярную теле-фигуру на следующий день.

Пара-тройка и Свистунов были поражены: ничего себе, вчера только о нем говорили, а сегодня! Разумеется, ни заказчик, ни исполнители обнаружены не были – поклубилась какая-то мутная дымка расследований – и растаяла.

Свистунов бы и забыл об этом пугающем совпадении, если бы не следующее: как-то через полгода, в субботу, он увидел по ящику выступление одного политикана, тот талдычил свои уже помертвелые идеи, причем так яростно их навязывал… «Да провались ты, надоел!» – опять же мысленно воскликнул Свистунов – и выключил телевизор. На этот раз ни с кем о политическом теле-диспуте он болтать не стал, да и забыл бы о нем, если бы опять же на следующий день, вечером, политика не подкараулила та же судьба, что и теле-фигуру. Операторы в новостях мрачно смаковали жестокие подробности.

Это были, так сказать, крупные совпадения субъективно психического плана и объективно реальной действительности, а мелких, своих, личных, набиралось столько, что Свистунов просто перестал обращать на них внимание. Ну, к примеру, вспомнит в воскресенье вечером о гейзерах Камчатки – утром в ящике рекламный проспект турфирмы, и на обложке эти самые гейзеры во всей красе… Или подумает о своей однокласснице, которая, по слухам, поет ведущие партии в оперетте, приходит теле-программка, а в ней спектакль Нового театра, и одноклассница в роли Снегурочки.

Другой бы на месте Свистунова вообразил себя властелином подлунного мира, невидимым королем-кукловодом событий, но Антон Свистунов человеком оставался трезвым, в бред величия не впал и стал искать причины нарастающей множественности совпадений, обходя вопрос о мистической влиятельности на мир своего «я».