Чувство долга. Чума из космоса

Небо за окном потемнело. Охраннику у входа было приказано впускать любого, кто будет спрашивать директора. Делать было нечего, пока ниджордские повстанцы не свяжутся с Брайаном. В нем нарастало раздражение. В конце концов, может Леа отыскала еще что-нибудь конструктивное, он должен взглянуть.

С чувством приятного предвкушения он растворил дверь лаборатории. Она поддалась с трудом. Микроскоп был зачехлен. Леа не было. «Она обедает», — подумал он, — «или… она в госпитале». Госпиталь был этажом ниже, и он вначале отправился туда.

— Конечно она, здесь, — сказал доктор. — Где еще может быть девушка в таком состоянии? Она достаточно поработала сегодня. Завтра последний день, и если вы хотите, чтобы она имела возможность поработать до крайнего срока, лучше пусть поспит ночью. Пусть отдыхают все сотрудники. Теперь они буквально падают с ног. Я весь день раздавал им транквилизаторы.

— Весь мир падает с ног. Как состояние Леа?

— С учетом того, что она перенесла, отличное. Взгляните сами, если моего слова недостаточно. У меня тут есть и другие пациенты.

— Это беспокоит вас, доктор?

— Конечно. Я также могу испытывать страх, как и все остальные. Мы сидим на тикающей бомбе, и мне это не нравится. Я буду делать свою работу, пока в этом будет необходимость, но я чертовски обрадуюсь, когда нас вывезут отсюда. Единственная шкура, о которой я могу эмоционально думать теперь — это моя собственная. И если хотите знать, все сотрудники испытывают то же самое. Надо смотреть реальности в глаза.

— Я так и делаю, — сказал Брайан в спину уходящему доктору.

Комната Леа освещалась лишь дисанской луной, пробивающейся сквозь окно. Он вошел и притворил за собой дверь. Тихо ступая, он подошел к кровати. Леа спала, дыхание ее было спокойным и ровным… Ночной сон для нее сейчас лучше любых лекарств.

Он должен уйти: однако вместо этого он сел в кресло, стоявшее рядом с ее кроватью. Охранники знали, где он: он мог подождать здесь, как и в любом другом месте.

Это было украденное мгновение покоя в мире, стоящем на краю гибели. Он был благодарен за него. Все в лунном свете выглядело менее резким, и он чувствовал, как ослабевает выражение его глаз. Лицо Леа в лунном свете было молодым и прекрасным и резко контрастировало с этим ядовитым миром. Руки ее лежали поверх одеяла, и, повинуясь внезапному импульсу, он взял их в свои. Глядя через окно на пустыню, он позволил миру войти в себя, заставляя себя забыть, что через день эта жизнь будет сметена с лица планеты.

Позже, взглянув на Леа, он увидел, что глаза ее открыты, хотя она и не двигалась. Давно ли она проснулась? Он убрал руки, чувствуя внезапную вину.

— Хозяин проверяет, готовы ли его рабы к завтрашнему труду? — спросила она. Такого рода замечания она делала и на корабле, но на этот раз они звучали совсем не так. И она улыбалась. Но он хорошо помнил ее высказывания насчет деревенских манер и деревенщины. Здесь он может быть директором, но на древней Земле он будет лишь глазеющим чурбаном.

— Как вы себя чувствуете? — понимая и ненавидя тривиальность своих слов, спросил он.

— Ужасно. К утру я умру. Дайте мне яблоко из той вазы. У меня во рту вкус поношенного ботинка. Хорошо, что здесь есть свежие фрукты. Вероятно, подарок рабочему классу от улыбающихся планетных убийц с Ниджорда.

Она взяла яблоко и откусила кусок.

— Вы хотите побывать на Земле?

Это было слишком близко к его мысли о подоплеке всех событий. Однако связи быть не могло.

— Никогда, — сказал Брайан. — Несколько недель назад я и не собирался покидать Анвар. Двадцатые у меня дома — настолько значительное событие, что пока вы в нем участвуете, вы забываете о существовании всего остального.

— Избавьте меня от Двадцатых, — попросила Леа. — Наслушавшись вас и Айджела, я и так знаю о них больше, чем мне хотелось бы. Но как насчет самого Анвара? У вас есть большие города, как на Земле?

— Ничего подобного. Для своих размеров Анвар имеет очень небольшое население. У нас вообще нет городов. Самые большие скопления населения расположены вокруг школ и обрабатывающих фабрик.

— А там есть экзобиологи? — спросила Леа с вечно присущей женщинам способностью делать любую общую проблему личной.

— Наверное, в университетах, хотя точно не знаю. У нас нет городов, ни больших, ни маленьких. Наша жизнь организована иначе.

Основными общественными единицами являются семьи и круг друзей. Друзья важнее, так как семья обычно распадается, когда дети еще сравнительно малы. Что-то заложено в наших генах, я думаю, мы все предпочитаем одиночество. Вы могли бы назвать это наследственным.

— Интересно, — сказала она, откусывая еще кусочек. — Если так будет продолжаться и дальше, вы вообще останетесь без населения. Для продолжения рода нужна некоторая близость.

— Конечно. У нас есть определенные формы контроля за взаимоотношениями. У анварцев высоко развита личная ответственность перед обществом, и это решает всю проблему. Если бы мы не имели трезвого взгляда на эти вещи, наш образ жизни был бы невозможен… Индивидуумы сходятся по желанию или случайно, и эта близость создает нужные нам отношения.